Исаак Гольдберг - Жизнь начинается сегодня

— Другие тоже не худо работают! — задорно поперечила матери Зинаида. — Думаешь, только у нас на скотном?..

— Я и не говорю, что только мы одни... Ведь, Зина, к тому пришлось, что оплошали с посевом. Недоглядели. А, значит, душой к работе некоторые приверженность не имеют... Только и всего.

Зинаида не стала продолжать разговора, словно пропустила слова матери мимо ушей.

Но они ей запали в душу, и она пересказала их Николаю Петровичу, с которым теперь уже не стеснялась оставаться вместе и подолгу беседовать.

Тракторист, ласково поглядывая на девушку, переспросил ее:

— С душой, говорит, к работе? А без души плохо?

— Она так понимает, — оправдывая мать, сказала Зинаида. — У ней понятие прежнее...

— Не плохо понимает! — успокоил Николай Петрович. — Действительно, у кого душа на работе горит, то-есть, значит, сознательность, так тот свои поступки выполняет очень прекрасно... Тут у многих в коммуне нехватает этого. Если бы все, как мать твоя, судили и поступали, здорово вверх пошла бы коммуна!

Зинаиде было приятно выслушать похвалу матери. Обласкав Николая Петровича ясным взглядом потеплевших глаз, она призналась:

— Мамка у нас хорошая. Вот бы отец не ушел, он тоже показал бы себя на работе. Он умный и всякую работу хорошо понимает.

— Власа Егорыча я раскусил. Если бы не его гордость, был бы он лучшим общественным человеком.

— Гордый, верно... — вздохнула Зинаида.

— Ну, я так рассуждаю: обломается он в городе. Не таких там в настоящий вид обращали!

— Хорошо бы, если бы так!

— Обломается! — повторил Николай Петрович.

Его уверенность была приятна Зинаиде. Доверчиво придвинувшись к нему, девушка легко вздохнула.

— Об чем это? — пригнулся к ней Николай Петрович, пытаясь заглянуть в ее глаза.

— Ни об чем... Устала немножко. С ребятишками за день умаешься, просто ног под собой не чувствуешь. Шумят они, глаз за ними все время нужен.

— Орава боевая!

— Боевая! — согласилась Зинаида. — И все-то они такие славненькие, коротышки живые!

— Любишь ты, видать, ребятишек, — странным каким-то голосом отметил Николай Петрович. — Хорошо им, наверно, с тобой!

Зинаида смутилась. Слова эти спугнули в ней что-то, и она заспешила:

— Ой, заболталась я! Пойду. Поздно уж...

Вечер дышал бодрящей прохладой. С полей наносило густые медвяные запахи. Где-то за деревней скрипел коростель.

Зинаида пришла домой возбужденная. Мать уже была в постели, и девушка, проходя мимо нее, с необычной нежностью сказала:

— Легла, мама? Устала, поди, намаялась?

Мелкие нехватки и неустройства в коммуне, проходившие до последнего времени легко и почти неприметно, вдруг стали почему-то тягостно ощутительными. Словно скопились они, вышли наружу из каких-то темных, потаенных углов и впервые резко и крикливо бросились всем в глаза.

Началось с уменьшенного пайка в столовой, потом вспыхнуло испуганным удивлением наиболее хозяйственных и хорошо работающих коммунаров перед неоспоримым фактом невыполнения плана посева. Хозяйство коммуны вдруг раскрылось перед многими коммунарами во всей своей сложности. Были у большинства коммунаров до этого такие настроения: я работаю, исполняю свои обязанности честно и добросовестно, а направлять работу отдельных коммунаров — это дело правления, это не мое дело. С такими настроениями было легко и беззаботно жить. Такие настроения незаметно для себя поддерживали в коммунарах правленцы, особенно Степан Петрович и завхоз.

— Мы, значит, расстанавливаем силы, — говорил Степан Петрович, — наше это дело. На что же это будет похоже, ежели кажный член коммуны руководствовать станет делами?

Коммунары соглашались с этим. Соглашаться было легко и выгодно. Меньше возни, меньше хлопот и ответственности. И если на общих и производственных совещаниях порою подымались вопросы руководства, вопросы проработки плана, то разговаривали об этом, главным образом, руководители, а остальные прицеплялись, к частностям, к мелочам, к тому, что бросалось в глаза и не играло существенной роли в общем плане хозяйства коммуны. Так проскочило мимо здравого и сознательного понимания коммунаров установление контрольной цифры посева... И поэтому-то для многих явилось неожиданным и непонятным, что посевной план выполнен едва на три четверти. Еще непонятней это потому, что большинство было совершенно искренно убеждено, что работали все, за какими-нибудь небольшими исключениями, на-совесть хорошо.