Матильда Юфит - Осенним днем в парке

— Я и не думал, что ты такая плакса…

— Да, да, я очень эмоциональная…

Люся сквозь рыдания говорила, что книга очень интересная, из жизни моря, очень романтично написанная; она умоляет мужа прочитать эту книгу, он получит особенное удовольствие.

Иван Васильевич охотно согласился.

И Люся размечталась: как будет хорошо, они будут брать книги в библиотеке и у соседей и вместе читать. Или будут покупать, как она купила этот толстый том. Торговали на улице, возле книжного магазина. Седой, плохо одетый старик продавец сказал ей, когда она остановилась у лотка:

— Даме с вашим вкусом этот роман должен понравиться.

— Откуда вы знаете, какой у меня вкус? — живо спросила Люся.

— Мадам, я давно живу на свете. И я не всегда торговал на улице.

Люся еще утром похвастала перед мужем, какой ей сделали комплимент. И кто? Старый человек! Но Иван Васильевич отнесся к этому равнодушно, только спросил, сколько с нее взяли за такой толстенный том.

— Не дороже денег, — беспечно ответила Люся.

Иван Васильевич читал не спеша, вдумчиво. Недели полторы читал. Люся просто истомилась от нетерпения. Сразу же спросила, как только он перевернул последнюю страницу:

— Ну как?

— Вранье.

Люся очень обиделась за автора, красивого молодого человека, о котором было сказано столько лестных слов в коротенькой аннотации, предпосланной книге.

— Почему же вранье? — спросила она, задетая, как будто ее обвинили во лжи.

Он опять ответил:

— Так не бывает.

Люсю как с крутой горы понесло. Упершись руками в бока, как торговка на рыбном привозе, она спросила с вызовом:

— Не бывает или не должно быть?

Иван Васильевич был даже несколько сбит с толку таким натиском:

— И то и другое…

И долго, изучающе разглядывал жену.

Увы, это было не первое Люсино начинание, потерпевшее неудачу. Она снова и снова с неуемной энергией, с которой действовала обычно, пыталась наладить их совместную жизнь, сделать ее более содержательной и интересной, что ли. Хотя не могла понять, нуждается ли Иван Васильевич в этих ее затеях. Не похоже было, чтобы он очень скучал или был чем-то недоволен.

Несколько раз она приглашала мужа в Приморский парк на эстрадное представление. Он не отказывался, но так серьезно, требовательно, пожалуй, даже тупо смотрел на сцену, что она терялась. Ей интересно, а ему неинтересно, ну как это может быть? Люся шептала мужу в самое ухо:

— Ну и дают… Это же цирк… умереть можно…

Муж не смеялся.

— Неужели тебе не смешно? — упавшим голосом спрашивала Люся.

— Смешно, но…

Как только утром приносили газеты, Люся тут же просматривала объявления и иногда обрадованно восклицала:

— О, этот фильм я когда-то видела — так ржала, стонала от смеха…

Иван Васильевич шел с Люсей в кино, но все равно не смеялся, удивляя и огорчая ее.

Одно время — потом она перестала это делать — Люся приглашала гостей, хотела ввести мужа в круг своих знакомых, тех, которые, по ее мнению, могли хоть как-то соответствовать по положению Ивану Васильевичу.

Люся убивалась, тратилась, пекла пироги, делала свой знаменитый торт, который в честь мужа назывался «Жемчужина моря», запекала в духовке курицу, обильно смазанную сметаной и завернутую в плотную коричневую бумагу, как тогда вошло в моду.

— Курицу я поставлю в центре стола. Она такая розовая, что напоминает цветы, — сообщала Люся Верунчику. — Обязательно приходи завтра — завтра ты ведь свободна? — попробуешь, не съедят же всю…

Верунчика она на парадные приемы не звала — Верунчик была слишком проста для такого общества, — но из деликатности Люся назначала торжества на такой день, когда Вера была занята на работе. Верунчик все эти хитрости прекрасно понимала, она была слишком хорошо воспитана, чтобы не понимать, и не обижалась. То есть нельзя сказать, чтобы совсем не обижалась, но примирялась с существующим порядком вещей и в свою очередь отводила душу, говоря доверительно своим близким: «Люська забывает, что я видела ее в разное время и, так сказать, в разных видах, когда ей было хорошо и когда плохо. Бог мой, разве не я была свидетельницей, как она бегала за этим капитаном? Был бы жив мой покойный Олег, кто знает… Но он погиб в боях за родину».

Итак, гости приходили. Не желая ударить лицом в грязь, приносили розы хозяйке, импортный коньяк или пирожные. Люся сияла, млела, приветствовала, щебетала, суетилась, восклицала, показывая на вид из окна — чуть синеющее между кронами садов море, уверяла, что счастлива здесь, вдали от городского шума: утром она говорит морю «здравствуй», а вечером «спокойной ночи» — да, да, такая она чудачка. Гости бодро шумели поначалу, стараясь показать себя с лучшей стороны, острили, говорили о литературе, вспоминали смешные истории и наперебой рассказывали Ивану Васильевичу, какой смелой, красивой девочкой была когда-то Люся, как прыгала с утеса в воду, как ныряла.