Матильда Юфит - Осенним днем в парке

Надя расспрашивала его, какая Аня, и он честно рассказывал, что любит жену и не изменяет ей. Может, и изменил бы, да не с кем и некогда. Глубокого чувства никто не вызывает, а случайности, пошлости — это не для него. Он старался говорить осторожно, чтобы не получалось, что хвалит себя и чернит Тихона.

— А в общем, ты же знаешь, от тюрьмы да от сумы, как говорили когда-то, да еще от любви, можно теперь прибавить, никто не застрахован…

— Ну и слава богу, — сказала Надя. — Это ужасно, если человек считает, что любовь больше к нему не придет. Я не осуждаю Тихона…

— Смотри, как ты ему предана, — с завистью сказал доктор. — Тихон, по-твоему, всегда прав… Нет, Аня бы меня по головке не погладила, если бы я… — Он не договорил. — Уж она бы… Но ты страдаешь? И теперь еще страдаешь?

— Не знаю.

— А раньше?

— Угу, — односложно ответила она.

Яковлев вздохнул:

— Что ты сказала детям?

— Правду…

— Но Тихон, он-то ведет себя порядочно, помогает тебе?

— Как все странно рассуждают, — с горечью отозвалась Надя. — Если человек дает брошенной жене достаточно денег, значит, он порядочный, мало — непорядочный. Ну, а то, что убито в человеке, — сколько это стоит?

Яковлев расчувствовался. Он произнес задумчиво, глядя на убегающую от машины дорогу:

— Хорошая ты женщина, Надя… Милая ты женщина, доктор Милованова. Все-таки не зря я завидовал когда-то Тихону, крепко он тебя прикрутил к себе… Занял в твоей жизни колоссальное место.

Надя повела плечами, как будто разорвала путы, заговорила о том, какой красивый путь — с ума можно сойти! — как ей приятно побывать снова в этих краях… Конечно, мало похоже на то, как было: все теперь так роскошно, асфальт, здравницы, пансионаты.

— Ох, смотри, какую собаку везут в «Победе». Ах ты, дорогой, симпатичный пес… А помнишь, Леша, как к госпиталю прибилась собачонка, черные лохмы и два блестящих глаза?..

— Я полагал, что у всех собак по два глаза…

— Не насмехайся.

О чем они только не говорили!

Конечно, о воспитании детей.

Конечно, о врачах и сестрах из госпиталя. Кто куда девался? Кто как устроился?

Конечно, о достижениях хирургии.

Доктор Яковлев спросил:

— Ты много оперируешь?

— Я вовсе не оперирую, Леша, — сказала она как-то слишком спокойно. — Я ведь это дело давно оставила…

Он даже скорость сбросил.

— После войны, когда встал вопрос, как быть и где быть, мы, естественно, прежде всего думали о Тишиной судьбе. У него ведь специальности не было, учиться вроде поздновато, здоровье не крепкое. Выбрали наш городишко… Ну, в общем, я теперь санитарный врач…

— Жаль, — сказал Яковлев прямо, — из тебя мог выработаться хороший хирург… настоящий…

— Возможно… но когда у тебя двое детей и не очень здоровый муж…

Они ехали какое-то время молча, потом Яковлев не выдержал:

— Свинья Тихон, как я погляжу…

— Это не он, это я виновата…

— И ты тоже виновата! Нельзя бросать дело, которое больше всего любишь…

— Выходит, я больше всего любила Тихона.

— И вот результат…

— Ну что ж…

Яковлеву стало неловко, он спросил мягко:

— Что же ты в нем нашла, в этом Тихоне, — вот чего я раньше не понимал и теперь тем более не понимаю…

— Ты всегда был непонятливый…

— Вот и моя Аня говорит то же самое.

Надя засмеялась:

— Мы ведь договорились — Тихона еще нет, и твоей Ани еще нет… Есть только лес, небо, хирург Яковлев…

— И доктор Милованова.

— Хирург Милованова, — поправила Надя.

— Да, молодой, способный хирург Милованова.

— И она ставит цветочки на стол своему шефу, как говорят теперь, а он, увы, этого не поощряет… — Яковлев опять услышал ее милый короткий смешок. — Нужно отдать тебе справедливость, Леша, все-таки ты был исключительно твердолобым и недогадливым…

Они не сразу поехали к озеру, на котором стоял тот старый деревянный дом, промытый дождями, с поросшими мхом стенами, где размещался когда-то их госпиталь. Яковлев боялся, что Наде там будет тяжело, слишком много воспоминаний. Но Надя сама захотела туда поехать.

Они выбрались рано, солнце еще не сильно грело, над водой держался голубоватый туман, и вода в озере, в этом голубоватом тумане, казалась темной и холодноватой.

Огромные валуны лежали у входа в дом, на этих валунах сидели когда-то раненые, дожидаясь, пока им дадут место. И на берегу, недалеко от дома, тоже громоздились валуны.

— Похоже, что они стали меньше, — показалось Наде.

— Да, вросли в землю…