Павел Кренев: Жил да был "дед"

— Угощайтесь, ну угощайтесь, не стесняйтесь.

На нее тоже никто не смотрит. Кроме Славки. Инна села наконец в кресло, закурила сигарету и замолчала, будто кончился завод. Вместо улыбки уже настороженность и ожидание. Славка отпустил с рук Ксению:

— Иди, доченька, к себе в комнату. Я к тебе еще зайду.

И вот уже тишина, пустая и зябкая пауза. Как перед боем.

Первый решил принять огонь на себя бравый офицер.

— Ну я, как говорится, заварил эту кашу, мне и ответ держать, — заявил он твердо, остановился посреди комнаты, скрестил на груди руки и сел.

«Началось, — подумал Славка. — Но этот ничего. По-мужски».

Подполковник говорил прямо, как и подобает военному. Он кратко и четко изложил собравшимся историю его знакомства с Инной (Славку бритвой резануло: «Мы полюбили друг друга»), обрисовал создавшуюся на текущий момент ситуацию и предложил высказаться всем прямо и конструктивно, потому что ничего уже изменить нельзя…

Все, что происходило после этого, удивительно походило на комедийный спектакль, поставленный режиссером с небогатым или даже дурным вкусом.

Антонина отложила вдруг «Советский спорт» — как на карнавале кто-то снимает маску и ты видишь его лицо — и с оттенком угрозы, или, говоря точнее, зловеще, сказала:

— Хорошо, я буду говорить конструктивно, как можно более конструктивно. — Она глубоко вздохнула и продолжала с усталой интонацией: — Я убеждена, что тут никакой любви нет, а просто мой болван (подполковник вздрогнул) попал в очередную глупую историю.

— Антонина, здесь собрались интеллигентные люди, — пытался вмешаться законный супруг.

Та равнодушно и вяло, как на надоевшую муху, махнула на него рукой.

— Так вот я заявляю, что, во-первых, сделаю все, чтобы этот так называемый брак не состоялся (подполковник взглянул на нее, опешив). Ты же сам, дурак, меня благодарить потом будешь. Во-вторых, если это и произойдет, то уйдет он от меня в одном белье. — Помолчала и добавила: — Ну и в форме, конечно. Больше ни нитки, ни копейки не отдам! (Славка вдруг невольно посмотрел на ноги подполковника. На этот раз тапки у него были свои.) Посмотрим, как его невеста примет! Ха, посмотрим, — хмыкнула она и посерьезнела, — Если будете подавать в суд, неизвестно, на чьей он будет стороне: вашей — разбившей советскую семью, или моей — матери-одиночки с мизерной зарплатой?

Она многозначительно помолчала, потянулась к кофе, отхлебнула из чашечки. Равнодушный вид и с Инны спал. Она, видно, еле сдерживалась, чтобы не сказать резкое… Сергей Григорьевич сидел с видом мученика, глаза его умоляли жену: «Что ты такое несешь! Ну что несешь!»

— В-третьих. Мне терять нечего, поэтому я даю слово, что постараюсь обойти всех вышестоящих начальников моего пока еще законного супруга и довести до их высокого слуха, какой все-таки он негодяй и развратник. — Антонина грустно улыбнулась. — Не думаю, что это положительно скажется на его дальнейшей карьере. Думаю, наоборот. Тем более что рассказывать я уме-е-ю, — зловеще пропела Антонина последний слог, — а аргументики у меня е-есть. Вот и посмотрим, у какого корыта новая семья окажется…

Она хотела продолжить свое смертоносное загибание пальцев, но тут не выдержала и вступила в разговор Инна:

— Да как вы можете! У нас действительно любовь! Настоящее чувство…

Но Антонина ударила прямой наводкой:

— Ха-ха, настоящее чувство! Ишь, туда же — любовь! Видала я таких, с огромными любовями! Ишь, устроилась — один в море, денежки для нее зарабатывает, а другой красавчик тут ублажает! Любо-овь! Посмотрим, когда один останется, да и тот с алиментами. А уж я постараюсь, чтобы алиментики-то были с процентиками. Вот уж напла-ачешься. Уж я постараюсь.

Инна не выдерживает:

— Да заткнись ты со своим офицериком! Нужен он мне, твой христосик занудный…

Подполковник… В эту минуту надо было видеть его. Он сидел прямо, будто проглотив палку, лишь чуточку подав вперед голову, желтоватое лицо напряженно и испуганно, нижняя губа отвисла. Потом он с трудом встал и медленно, неровно вышел. Ушел… Вслед за ним поднялась и с гордым, независимым видом победительницы пошла к выходу Антонина.

— Прощевайте, — сказала с игривой издевкой.

Славка, не придя еще в себя, распрямился, постоял немного, затем прошел в дочкину комнату, погладил Ксению, уткнулся лицом в ее волосенки, подышал немного ими и тоже ушел.

На Архангельск с неба спускался свежий, высокий и гулкий вечер.