Анатолий Вахов - Утренний бриз

Она увидела, что у открытого сейфа, боком к ней; стоит Бирич. Он торопливо просматривал бумаги. Вот какой-то лист заинтересовал его. Бирич быстро пробежал его глазами и затем рывком выдрал из папки, смял в кулаке и хотел сунуть в карман, но в этот момент Нина Георгиевна громко крикнула:

— Руки вверх!

Бирич в испуге выронил из рук папку, растерянно взглянул на Нину Георгиевну, еще плохо соображая, что произошло, но тут же потянулся к своему револьверу, лежавшему на столе.

— Назад! — рядом с Ниной Георгиевной появился Клещин.

Бирич под двумя направленными на него револьверными дулами отступил назад. Клещин подошел к столу и, взяв браунинг, сунул его себе в карман, потом обыскал Бирича, нет ли у того еще оружия.

Бирич стоял с поднятыми руками, бледный, как неверный свет этого пуржистого раннего утра. Голова его мелко дрожала.

Клещин вернулся к Нине Георгиевне:

— Я за ним присмотрю. А вам двумя руками сподручнее собрать бумаги.

Нина Георгиевна стала выбирать из сейфа бумаги. Она сложила их в общую небольшую стопку, не забыв и ту папку, которую выронил Бирич, затем поискала глазами какую-нибудь бечевку, чтобы связать бумаги, и увидела разорванную карту. Она напомнила ей о многом. Нина Георгиевна с тяжелым сердцем оторвала неширокую поломку от карты и перевязала стопку документов.

— Я… я… не виноват… я прошу… — заикаясь, заговорил Бирич. Он думал, что вот сейчас, выходя из кабинета, большевики убьют его. — Я могу вам много заплатить… я скажу… кто стрелял… я…

— Молчи, гад! — прикрикнул на него Клещин. — Мы об тебя не будем руки марать. Ты по суду будешь отвечать. А сейчас запомни: мы уходим. Если ты бросишься за нами и поднимешь крик — получишь пулю. — Клещин покачал своим браунингом. — Оставайся здесь еще на полчаса.

— Хорошо, хорошо, — закивал Бирич, еще не веря в свое спасение. — Я буду здесь, я тут останусь… Вы не беспокойтесь… Я сделаю все, что вы хотите…

— Все? — переспросил Клещин.

— Все, вот ей-богу, — Бирич быстро перекрестился, но тут же снова испуганно поднял руки.

— Тогда слушай! — Клещин чуть помедлил. Нина Георгиевна с недоумением смотрела на него. Надо уходить, Чего же Клещин медлит? Что он задумал? Иван Васильевич продолжал:

— Вчера мне прострелили руку. Бежать в тундру я не могу. С одной рукой не управиться с собаками…

— Пойдем, Иван Васильевич! — сказала Нина Георгиевна. Спокойствие, которое до сих пор владело ею, начало ей изменять. Каждую минуту кто-нибудь мог зайти в ревком.

— Вы идите, Нина Георгиевна, — ответил Клещин. — А я посторожу господина Бирича. Мне есть о чем с ним поговорить!

— Не уходите! — закричал Бирич. — Он убьет меня.

— Не трону. По себе не суди, — оборвал его Клещин. — А вы уезжайте, Нина Георгиевна. Я не знаю где вы будете, но меня вы всегда найдете здесь, не посту. Господин Бирич защитит меня от своих дружков.

— Да-да, конечно, — обрадованно закивал Бирич поняв, о чем говорит Клещин. — Вас не тронут! Вас не тронут! Я защищу, только сохраните мне жизнь!

Нина Георгиевна непонимающе смотрела на Клещина. Он, член ревкома, надеется, что враг спасет его. Тот самый, который убил его товарищей? Или она не верно поняла слова Клещина?

— Как же так? — недоумевающе спросила она. — Вы останетесь и…

— Господин Бирич клянется, что защитит меня от контриков, — Клещин понизил голос и тихо шепнул Нине Георгиевне: — Это единственная надежда остаться в живых. Кто меня вывезет сейчас, на чем? Да замолчите вы!

Последние слова Клещина относились к Биричу который в исступлении кричал:

— Клянусь, клянусь! — Нина Георгиевна подумала, что, пожалуй, это не так уж и глупо. Она решила вначале укрыть и его в яранге Ульвургына, но теперь отказалась от этой мысли. Это было и сложно и опасно. К тому же, судя по всему, у Клещина опасное ранение, и она не сможет там, в яранге, оказать ему помощь. Но вслух сказала:

— Вы уйдете со мной, Иван Васильевич. Мы сейчас уедем с поста, нарты ждут нас! — Нина Георгиевна лгала, чтобы ввести в заблуждение Бирича, и это понял Клещин. Он хорошо знал, что никаких нарт сейчас в Ново-Мариинске достать невозможно. Нет их и у Нины Георгиевны. Где, кстати, она сама нашла убежище? Раз она ему не сказала, значит ему и, не нужно знать. Он отрицательно покачал, головой:

— Нет, я остаюсь. Я ранен, вы понимаете?.. Уходите!

— Прощайте! — Нина Георгиевна коснулась рукой руки Клещина. — Прощайте, Иван Васильевич!

Потом бросила на Бирича полный ненависти взгляд: