Анатолий Вахов - Утренний бриз

Ивану Захаровичу стало жаль себя. Как ему не везет! После расправы с ревкомом Бирич даже не пригласил его к себе на ужин, а велел не оставлять радиостанцию. От всех перемен в посту он, Учватов, ничего не выиграл. И выиграет ли?

Нина Георгиевна открыла глаза и прислушалась. Все в пологе спали. Под шум пурги, которая не утихала, сон людей был крепок. Рядом с Ниной Георгиевной мерно дышала Наташа. «Как ее нога? — обеспокоенно подумала Нина Георгиевна. — Бедная Наташа. Сколько ей приходится переживать. А ведь жизнь ее только начинается». Нина Георгиевна думала о ней как о человеке, который нуждается в ее заботе и защите, хотя сама не на много была старше Наташи.

Нина Георгиевна прикрыла глаза, и перед ней встала картина уходивших в пургу, навстречу смерти, ревкомовцев. Она не смогла сдержать себя, уткнулась лицом в рукав и тихо заплакала.

Мысли бежали путаные, неясные. Думалось сразу о многом. Проносились обрывки воспоминаний — давних, казалось, забытых, и совсем новых. И вдруг навалилось какое-то беспричинное беспокойство. Она приподняла голову, точно хотела получше вслушаться в голос пурги, понять, о чем она неустанно шумит.

«Я, кажется, забыла что-то сделать», — подумала Нина Георгиевна и тут же поняла причину своего беспокойства. Документы! Да, да, документы ревкома остались в кабинете Мандрикова. Их надо забрать, спасти, иначе их уничтожат. Они должны быть сохранены. По ним потом люди узнают, что было сделано Мандриковым и его товарищами в этом краю, за что они вышли навстречу смерти и приняли ее, уверенные в своей правде.

Нина Георгиевна выбралась из полога и машинально проверила, в кармане ли вторые ключи от сейфа и столов, которые ей накануне передала Наташа.

В яранге стоял полумрак. В отверстия и щели вместе со струившимся слабым серым светом проникал снег. Он покрывал весь пол, густо обсыпал полог.

Было очень холодно. Нина Георгиевна поплотнее закуталась и, подняв шкуру, закрывавшую вход, вышла из яранги. Пурга обдала женщину вихрем снега, запарусила подолом кухлянки, упруго толкнула в бок… В неверном свете наступающего утра Нина Георгиевна шла по свежим сугробам к домику Клещина. Она знала, что ему удалось вчера уйти от расправы: его спасла поднявшаяся пурга. Она почему-то была уверена, что Клещин находился дома, а не скрывается где-нибудь в тундре. Женщина подошла к маленькой, занесенной до половины двери домика Клещина и постучала. В домике, очевидно, были настороже. Почти сразу же из-за двери послышался испуганный, срывающийся голос жены Клещина:

— Кто?

Нина Георгиевна назвала себя, готовая к тому, что ей сейчас не отворят, но дверь тотчас распахнулась. Жена Клещина схватила ее за рукав:

— Ох, боже мой! Скорее!

Нина Георгиевна увидела перед собой измученное лицо женщины с опухшими и воспаленными от слез глазами.

— Ой, какая беда, какое горе… — начала причитать хозяйка, но Нина Георгиевна не слушала ее. Она вошла в квартиру и сразу же увидела Клещина. Он стоял, прижавшись спиной к стене, прямо против двери. Левая рука его висела на перевязи, а в правой он держал браунинг. Клещин за минувшую ночь сильно изменился: Нине Георгиевне сразу же бросилась в глаза появившаяся у Клещина седина. Узнав Нину Георгиевну, он с трудом произнес:

— А… это вы!..

— Помогите мне, Иван Васильевич!

— Чем теперь поможешь?. — у Клещина нервно дернулись губы. Он, видно, потерял много крови и чувствовал себя плохо. — Чего вы хотите от меня?

— Надо спасать документы ревкома! — крикнула Нина Георгиевна. — Они же там еще, там…

— Если их уже не сожгли, — Клещин сунул браунинг в карман. — Думал, что за мной пришли. Хотел положить, сколько мог бы, да и себе пулю припас.

За спиной Нины Георгиевны заплакала жена Клещина — тихо и жалобно, как плачут очень несчастные и безвольные, измученные люди.

— Им вчера было не до документов, — сказала Нина Георгиевна. — Мы еще успеем…

Она не договорила, Клещин понял ее и просто сказал:

— Пошли.

— Не пущу! — с пронзительным криком метнулась к Клещину жена, вцепилась в него. Он неторопливо, но твердо отстранил ее.

До самого ревкома они больше не обменялись ни одним словом.

Возле крыльца ревкома они увидели на снегу свежие следы. Кто-то минутой раньше их вошел в здание. Пурга еще не успела замести следы этого человека. Клещин и Нина Георгиевна переглянулись.

— Он один. Пошли, — сказал Клещин и вытащил браунинг.

Они скользнули в приоткрытую дверь. Пурга за ночь нанесла много снега в помещение. Следы вели к кабинету Мандрикова. Нина Георгиевна и Клещин осторожно двинулись в глубь коридора. Впереди шел Клещин. Они прошли мимо присыпанных снегом тел Титова и Фесенко. Хруст снега под их ногами казался им оглушительным. Дверь кабинета приближалась. Она была открыта. Из кабинета доносился шелест и треск рвущейся бумага. Нина Георгиевна опередила Клещина и, держа наготове револьвер, ступила на порог кабинета.