Вадим Собко - Ключ

— Когда умер?

— Похоронили позавчера. На кладбище. Увезли прямо из больницы. Мой папаша не захотел канителиться, везти домой, а я так просила…

И снова у девушки перехватило дыхание, голос задрожал, но на этот раз она не заплакала.

— Что ж ты не сказала? Я бы пришел помочь.

— Ничего, справились. И хватит об этом. Хотя нет: я хочу, чтобы ты знал, почему я плачу, — я его очень любила. Был мой дед вором, двадцать пять лет отсидел по лагерям, все, что можно сказать плохого о нем, будет правдой. Я это понимаю… Но была у него одна черта, которая привязала меня к нему на всю жизнь, — он был особенный, ни на кого не похожий. В наше время все стандартное, все одинаковое. Вещи одинаковые, люди одинаковые, чувства одинаковые, и как-то так получается, что, чем больше сходства, тем лучше. Это в автомобиле все колеса должны быть похожими, чтобы удобнее было сменить одно на другое, а на деле выходит, что и люди, которые окружают тебя, одинаковые и их также можно легко заменить и разницы не ощутишь.

— Может быть, стандартизация не в людях, а в тебе?

— Как это прикажешь понимать?

— А так. Наверное, друзей себе ты выбираешь по одному стандарту. Таких, чтобы восхищались тобой, комплименты говорили, а ты бы царствовала над ними. Разве не так? Вот они-то и оказываются легко заменимыми.

— Ты злой?

— Нет, просто подумал, если судишь людей, то непременно надо начинать с себя самого.

— И ты так пробовал делать?

— Пробовал.

Лариса помолчала, недоверчиво посмотрела на юношу.

— Звучит неплохо, а в действительности ты, наверное, самый обыкновенный хвастун. Слов вы знаете много.

— Кто это вы?

— Да вы — парни. Однако, речь не об этом. Ты извини, что я нюни распустила, зрелище, конечно, не из самых приятных, я пришла к тебе вовсе не за сочувствием.

— Ты в какой класс перешла? В восьмой?

— Да… Мой дед отличался от всех людей тем, что у него была своя мечта.

— Это верно, — согласился Демид, — хорошая или плохая, нравится или не нравится эта мечта, но она у него была.

— Вот видишь. А у тебя есть мечта?

— Знаешь, — серьезно сказал Демид, — у меня не только нет мечты, но я даже не знаю, с чего начну свой завтрашний день. Все шиворот-навыворот пошло.

— И даже больше, нежели ты думаешь, — сказала Лариса. — Правда, может, все это и к лучшему…

— С какого это времени ты стала вдруг мной интересоваться?

— Уже давно. Хочу понять, почему дед из тысяч и миллионов стандартных парней выбрал именно тебя.

— И в самом деле интересно. Почему?

— Я около него до последней минуты была. Отец мой, — она на мгновение смутилась, замялась, явно не желая говорить правду и все-таки понимая, что не сказать просто невозможно, — отец прихворнул немного, сидел дома, одним словом, в больнице была я. И дед взял с меня слово, что я передам тебе его книги. Он так и сказал: «Дело всей моей жизни»…

— Зачем мне они?

— Это твое дело. А мое — передать их тебе, иначе дед по ночам будет сниться… Я его любила.

Демид внимательно посмотрел на Ларису: возможно, он слишком легко, слишком просто относился к девушке.

— А мне он не будет сниться?

— Нет, для этого надо очень любить человека. И на твоем бы месте я не смеялась. Ты можешь сделать с этими книгами все, что захочешь, я никогда о них не спрошу. Можешь выбросить, сжечь. Но прежде подумай, что книгам этим человек отдал всю жизнь. Держи.

Она развернула газету, и Демид увидел три фолианта, переплетенные в кожу.

— Я их не возьму, — решительно сказал Демид.

— Тут тебе еще есть письмо. Прочти.

— Не хочу.

— Ну так я тебе прочту.

Девушка раскрыла тяжелую книгу, взяла лист бумаги, исписанный ровными строками. Рука, которая писала их, была крепкой и сильной. И ощущение этой сейчас уже не существующей, но явной силы заставило Демида быть внимательным.

— Он написал это в день смерти. Слушай. «В руки твои отдаю дело моей жизни. Доведи его до конца, проверь, правильной ли была моя мысль. Умоляю тебя, проверь! Счастья тебе и удачи. Аполлон Вовгура».

— Как молитва, — сказал Демид.

— Вот именно, как молитва. Мечта!

— Мечта! — неожиданно со злостью выкрикнул Демид. — Хороша мечта — сесть в тюрьму? Это твоя мечта? Космос, понимаю, мечта! Победить рак — вот это мечта! Сделать так, чтобы на земле голодных не было, — мечта! А тут что? Технически, может, и представляет интерес…

— А все-таки мечта, — упрямо, глядя в одну точку, как загипнотизированная, повторила девушка. — А у тебя и такой нет.