Вадим Собко - Ключ

— Можно посмотреть книжечку? — резко спросила женщина.

— Пожалуйста, — широким жестом Трофим Иванович протянул записную книжку.

Софья раскрыла красную обложку, взглянула на четкий, твердый почерк. Чувствовалась железная уверенность в каждой записанной цифре, в каждом слове, уверенность в своем праве поступать так, а не иначе.

— Питание на месяц, — читала Софья, — тетрадки школьные, три штуки — шесть копеек… шариковая ручка — тридцать одна копейка… плата за квартиру и коммунальные услуги — два рубля восемьдесят пять копеек…

— Хочу обратить твое внимание, здесь все строго пропорционально, даже больше того, комната Демида на три с половиной метра меньше моей, а платит он в четыре раза меньше…

— Я вижу, вижу, — чуть слышно ответила женщина.

— Можешь быть уверена, — торжественно заявил Колобок, — чужой копейки мне не нужно, но денег, наших денег, потому что теперь они наши, общие, ни одной копейки не отдам. Демид, проверь записи.

— Не нужно проверять, там все точно, — сказал Демид.

Он уже понял то, что Колобку пока не приходило в голову, и потому расстроился, разволновался, желая одного: пусть поскорее окончится эта сцена. Воздух в комнате, казалось ему, наэлектризовался, и центром этого напряжения была Софья, ее подчеркнутое спокойствие, медлительность движений и бесцветность слов.

— А все-таки посмотри. Я ведь мог что-то пропустить, забыть…

— Нет, вы ничего не забыли.

Женщина резко поднялась со стула, молча стремительно прошлась по комнате.

— Послушай, Демид, — вдруг сказала она, и голос ее прозвучал звонко и задорно, — у тебя никогда не появлялось желания набить морду Трофиму Ивановичу? — Софья впервые за все время их знакомства назвала Демида на «ты».

У Колобка под пшеничными усами отвисла нижняя губа.

— За что? — через силу спросил Демид.

— За эту книжечку.

— Там все правильно записано.

— Я знаю, что все правильно. Так никогда не хотелось?

Демид молча исподлобья посмотрел на Колобка.

— Жаль… Значит, здорово он тебя воспитал, — продолжала Софья. — Выходит, и ты таким же будешь.

— Нет, — твердо ответил Демид, — не буду.

— Извини, Софья, — вдруг опомнился и подобрал отвисшую нижнюю губу Колобок, — я не понимаю тона нашего разговора. Разве плохо, что мой пасынок вырастет похожим на меня.

Взглянул на женщину и осекся. Еще минуту назад он никогда не поверил бы, что у нее может быть такое волевое, решительное лицо. «Вот и прекрасно, вот и превосходно, — подумал он, — характеры всегда проявляются, когда дело доходит до денег».

— Я вот что хочу вам сказать… — Софья остановилась перед Колобком.

— Тебе, — поправил Колобок.

— Нет, именно вам. Вы говорили мне, что полюбили меня на всю жизнь.

— Это сущая правда.

— Возможно. Сейчас мы ее проверим, эту правду. Я стану вашей женой при одном условии.

— Я согласен.

— Не торопитесь. Вы сейчас же порвете эту книжку, и не только эту, но и все ваши записи, которые накопились у вас за столько лет. Разорвете на мелкие кусочки и навсегда забудете…

— Прости, как это разорву?

— Вот так просто, руками.

Колобок посмотрел на свои крупные руки с сильными, как клешни, пальцами, словно сомневаясь, что они способны сделать что-то подобное.

— Скажите, — вдруг спросила Софья, — а на меня вы уже завели такую книжечку?

Колобок не то чтобы покраснел, побагровел. Как только Софья согласилась переехать к нему, он сразу решил учитывать и ее расходы, но книжечку пока не завел и потому искренне обиделся:

— Как ты могла такое подумать? Ведь Демид — чужой мне.

— Я тоже чужая.

— О, нет, ты мне родной человек. Ты будешь моей женой.

— Может, и буду, — насмешливо ответила Софья, — но сначала вы разорвете на мелкие кусочки свою подлую бухгалтерию.

— Подлую? Там все честно.

— И все подло. Пожалуйста, выбирайте: или книжечка, или я. Вы говорили, что полюбили меня, у вас есть возможность это доказать.

— Нет, Софья Павловна, — стараясь сдержать нервное подергивание губ, сказал Колобок, — вы ставите неприемлемые условия.

— Почему? Считайте, что, разорвав книжку, вы отдали деньги мне, сделали мне свадебный подарок.

— Простите, я пойду, — сказал Демид и вышел из комнаты. Как и прежде, когда бывало тоскливо и трудно, он сел за свой железный столик от машинки «Зингер», опустил ногу на педаль и стал по-сумасшедшему быстро крутить колесо, только теперь почему-то это не успокаивало.