Виктор Ильин - Повести

— Минуточку, минуточку, — спохватился представитель бассейнового комитета, — давайте ближе к теме нашей встречи. — Он развернул газету, попросил Тежикова присесть и стал читать вслух.

Тежиков не вытерпел, взмолился, чтобы его отпустили на вахту. Инструктор пожал Тежикову руку и сказал, что желает ему доброго здоровья, успехов и счастья в личной жизни. И еще, что он непременно напишет об этой встрече в бассейновую газету.

Вскоре инструктор отпустил и остальных матросов. Явно ожидая похвалы, он спросил штурмана Немцева, просидевшего всю встречу с весьма хмурым и недовольным видом, как находит Немцев нынешнее мероприятие. Штурман помолчал, закурил сигарету.

— Если по совести, для формы все это.

— То есть? — изумился инструктор. — Несерьезное заявление, товарищ Немцев! Вот уж не ожидал от вас, — с обидой сказал он и зашагал по красному уголку. — Недооценка важности воспитательной работы, это знаете…

— Не на Тежикове надо воспитывать.

— Нет, позвольте! — Инструктор предостерегающе вскинул руку. — Он рядовой матрос. Такси же, как эти простые парни. Им он ближе, чем парторг. Михалев все-таки руководитель, боцман. Матросы привыкли видеть в нем человека, который по обязанности воспитывает их. А это, заметьте, снижает действенность мероприятия. Надо же диалектически рассуждать.

— Не вижу никакой диалектики. — Штурман поднялся из-за стола, надел фуражку. — И нечего подводить теоретическую базу под всякую ахинею. За Михалева любой матрос в воду кинется. Хотите знать, почему?

— Ну-ну? — Инструктор встал и подошел к окну, куда поманил его штурман. Инструктор увидел на носу «Гряды» боцмана. Михалев обматывал стальной трос пеньковой прядью.

— Клетнюет, — пояснил Немцев, — пенькой обматывает, чтобы руку матрос не поранил, когда швартовые подавать будет. Видите, как старается? А вот если капитан увидит, нагоняй будет боцману.

— За что? — недоверчиво спросил инструктор. — Это же борьба с травматизмом на производстве!

— Верно, — согласился штурман, — как парторг он за это отвечает. А как боцман он отвечает за то, чтобы каждый матрос делал свое дело. Пока мы тут заседали, боцман сделал то, что положено делать молодым матросам. Для них это практика, а он их ее лишил. Вот и может ему попасть за это.

— Зачем же он? — Инструктор нахмурился. — Пусть бы после встречи матросы сделали эту работу.

Штурман взглянул на часы.

— Некогда уже. Скоро пристань. Вы ведь здесь, кажется, пересаживаться хотели?

— Непременно. — Инструктор заторопился и надел ослепительно белую фуражку. Испытующе поглядывая на Немцева, он несколько сконфуженным тоном произнес: — Знаете, мне до баскомфлота с рекой иметь дело не приходилось, а тут столько нового, специфичного.

— Кстати, — Немцев, пряча улыбку, посоветовал: — Если окончательно хотите убедиться, посмотрите, чем занимается Тежиков. Наверняка спит.

— Откуда вы знаете?

— Знаю. Он в моей вахте, а нам заступать еще через два часа. Он вас обманул, когда давеча отпрашивался.

— А что же вы не пресекли? — обиженно сказал инструктор и направился к выходу из красного уголка.

Немцев вышел следом за инструктором. Толпа пассажиров разделила их. Немцев не стал пробираться к инструктору, а просто издали помахал ему. Он нарочно не подошел к пролету: возле пристани стоял «Севастополь»…

Пока шли первые рейсы «Гряды», пока Немцев знакомился с людьми, короче говоря, вырабатывал тот ритм, который есть в каждой работе и который позволяет выполнять ее с наименьшими затратами сил, ему было недосуг заниматься сравнениями «Гряды» и «Севастополя». Но когда прошло около двух месяцев и ритм выработался, Немцев снова почувствовал прилив обиды за то, что очутился на «Гряде».

Не нравилось ему все: и деятельная суетливость боцмана, который (черт бы его побрал!) вытащил эту «Гряду» из затона, и скаредность пассажиров, которые, если даже возьмут билет в каюту, отказываются от постельного белья, чтобы не тратить рублевку. Ни тебе умных разговоров, ни увлекательных выпивок, совсем не то, что было на теплоходе.

Память помимо его воли рисовала ему прошлое в самых радужных расцветках. То он видел себя на причале в Химках, то вдруг вспоминался ему восторженный женский взгляд, когда теплоход подходил к дебаркадеру в Горьком, а штурман стоял на левом крыле мостика и слова его команды громыхали в судовых динамиках… А здесь что за пристани: Лаишев, Рыбная Слобода, Чистополь, все те же дряхлые баржонки-дебаркадеры, все те же знакомые лица шкиперов.