Виктор Ильин - Повести

Скрылась за мысом Рыбная Слобода, шлепает плицами «Гряда», усами расходятся за кормой неторопливые волны.

— Ты сам, Серега, не понимаешь на что решился! — Боцман расстегивает ворот кителя. — Еще с бурлаков тянется: кто взвалил на себя последний мешок или ящик, тот последний человек… Вот Тежикову и не любо. Смеяться, мол, станут надо мной. А ты, в общем, молодец!

Они сидят на носу «Гряды». Шумит вода, взрезанная острым носом парохода. Смотрит Сергей на реку, покрытую пятнами ряби, похожими издали на потемневшие весенние льдины, и хочется ему сказать боцману что-то приятное, особенное. Но особенных слов он не находит и, озабоченно вздохнув, великодушно говорит:

— А может, он от слабости, Тежиков-то? У него ведь плоскостопие, его и на фронт не брали из-за этого. Он мне говорил.

— А-а! — Михалев раздраженно машет рукой. — Плоскостопие! Ум у него… — Боцман крутит пальцем возле виска, затем лезет в карман, достает пару воблин и протягивает одну Сереге: — На вот, посолонись маленько.

Они едят воблу, тщательно обсасывая косточки и плавники, оставляя напоследок плотную, радужно взблескивающую мякоть спинки.

— Плоскостопие! — не может уняться Михалев. — На фронт речников в войну не брали. Мы и так на военном положении были… Нахал он, хвастун. Рта никому не даст раскрыть: это, мол, что, вот у нас был случай. — Боцман засмеялся. — Зимой нынче мы его проучили. Расскажу как-нибудь после. — И неожиданно спросил: — Отец-то у тебя есть?

Сергей отвечает, что отец погиб в сорок пятом. В Мурзихе остались мать и брат. Вот пройдет навигация, и он на зиму тоже вернется домой.

— Ну, до этого еще дожить надо. Нечего загадывать, — говорит боцман. — Сколько воды утечет… Тут иной раз полагаешь так, а оно все наперекосяк идет.

Многое мог бы порассказать боцман Михалев и не такому желторотому матросу, как Серега Досов. Видел он пузатую, широкобедрую канонерку «Ваня № 5», на которой осенью восемнадцатого держал флаг комиссар военной флотилии Николай Маркин. Помнил, как их буксир уводил баржу с оружием из захваченного белочехами Симбирска. Слыхивал, как далеким знойным летом первого года республики схватывались на митингах речники друг с другом, до хрипоты и кулаков доказывая, что не может быть Волга нейтральной. Мог бы пойти после гражданской войны на учебу. Звали в ту пору коммунистов в учебные заведения. Не пошел. Поднимал флот, затопленный колчаковцами на Каме и Белой.

Капитанами стали его годки Сутырин, Яранцев, Леонтьев. Звали к себе, сулили должности в пароходстве. Не уходил, медлил: вот еще навигация, еще, вот сыновей на ноги поставит… Война.

В сорок втором все руководство речного флота было на Волге. Так неужели ему, Михалеву, на берегу отсиживаться? Перед самым ледоставом встретился с начальником пароходства под Сталинградом. Срочное задание: отвести землечерпалку «Волжскую-26» под Камышин. Начальник пароходства, он теперь в замах у министра ходит, тогда сказал Михалеву (знакомы были еще с давней плавательской практики): «Машина нам пригодится, Семен Семенович!» Пригодилась. Первой начала выемку грунта на Волго-Доне.

И хотя не дослужился до высоких должностей боцман Михалев, он считал, что прожил свои годы не зря.

Сколько таких, как этот новичок Серега Досов, прошло через его руки! Да зайди боцман, к примеру, на любой пароход, хоть на Волге, хоть на Каме, его сейчас признают как родного. И опять же другое дело: молодежь на новые суда задорится, от старых посудин нос воротит. На иголки резать? Не пробросаться бы. Худо ли, если «Гряда» каждую навигацию чистую прибыль дает государству? Подлатают ее зимой, по весне свежий колер наведут — затраты в грош, а осенью выручку подсчитают — не хуже, чем у иного транзитного легкача.

Нет, Михалев цену себе и своей «Гряде» знает. Он уверен: непременно бы на такие суда побольше надо молодых матросов посылать, пусть видят, с чего речной флот начинался. Не зря же до сих пор в мореходных училищах с парусников начинают обучать. Полюби нас грязными, а чистенькими — любой готов! И уж коли с такой «Гряды» не убежит новичок, значит, на всю жизнь водник.

Никто не спорил на этот счет с Михалевым. В чем-то он был прав. Но доводы Михалева были уязвимыми.

Как ни старался боцман навести лоск, не жалея шпаклевки, белил, сурика и кузбасского лака, очень уж невзрачно выглядела «Гряда». Особенно эта невзрачность бросалась в глаза, когда встречался «Гряде» трехпалубный, с высоким обтекаемым форштевнем и крейсерской кормой дизель-электроход скорой линии.