Яков Ильичёв - Турецкий караван

— Вас ждет нелегкая жизнь, — сказал Фрунзе.

— Не тюремный ли конвой за вашей дверью?

Фрунзе видел беспокойство Слащева, огонек в глазах — жить, жить… Ответил:

— Если и будет конвой, то не тюремный. Мы вынуждены охранять вас от анархической мести.

— Да, сознаю: могут застрелить. Но не жалею, что вернулся. Авось!

В последний раз собрались в штабе советники, секретари, переводчики, шифровальщики, охрана, хозчасть чрезвычайной миссии. Завтра отъезд. Фрунзе спросил — кто не может ехать, пусть заявит.

С места никто не поднялся.

На стене висела географическая карта с темно-коричневым Малоазийским полуостровом, омытым синим разливом морей и проливов. Вот Ангора — сердце Анатолии… Поехать бы через Одессу, из Константинополя по железной дороге — вот красненькая ломаная линия — до самой Ангоры… Но этот путь не для советской делегации: турецкий запад оккупирован, не пропустят… Остается заезд в Ангору с востока, дорогами в горах. С этой стороны красная линия не доходит до Ангоры. Ехать на лошадях, тропами.

В распоряжении командующего имелась подводная лодка — доставит к турецкому берегу за сутки. Но Фрунзе сказал:

— Всех не заберет. И зачем же я поеду один? Кроме того, необходимо встретиться с кавказскими товарищами. Значит, поедем поездом через Закавказье.

Военный советник Андерс доложил последние данные разведотдела: в турецких горах враждебные отряды, иные численностью до четырехсот человек.

— Ну, а что делать? — задумчиво произнес Фрунзе. — Не миновать районы войны, страданий. Был бы ковер-самолет…

Взволновался Кемик, замахал короткими руками:

— Кого пригласил волк, тот должен захватить с собой собаку! Взять с собой станковые пулеметы!.. Ведь там убивают! Из-за скалы подкрадываются, сбрасывают в пропасть…

— Усилим охранение, — ответил Фрунзе. — Прошу вас не разглашать в дороге, кто мы, куда и зачем едем. За нашими делегатами, курьерами, вообще за каждым со звездой там, за границей, охотятся, следят.

Когда вышли в коридор, Кулага отвел Ваню в сторону:

— Слыхал, ярославский? Там и среди врангелевцев найдется зверье злее махновского. — В певучем голосе Кулаги всегда слышится заинтересованность, а вопрос к собеседнику — всегда как будто с затаенной усмешкой. — Слыхал, родимый?

Но Ваня не обиделся, сказал:

— Понимаю, Фома Игнатьевич… родимый…

— К тому же кочевая будет жизнь. И вот какое дело: ты назначен порученцем-ординарцем при командующем, то есть мамой и папой, бегуном и стригуном. Так оберегай! Заботься! У него часто боли в животе, операцию делали. Учти это. И еще то, что он легко рискует, под выстрелы идет без оглядки… Словом, как сказал один восточный певец: «Блажен, кто умеет для счастья людей пожертвовать счастьем жизни своей!»

— Я не подведу, поверь! — твердо заявил Ваня. Расширил глаза: — И опять ты меня, Фома Игнатьевич, ошарашил… Скажи, пожалуйста, почему мне такое доверие?

— Комиссар школы рекомендовал тебя, говорит: любознательный, работящий. И Фрунзе тебя запомнил: «Где, — спрашивает, — боец, который характером Кемаля интересовался?» Теперь веди себя исключительно тактично. Командующему, между прочим, не мешай излишним своим, ну, что ли, присутствием. И вообще, политиком должен ты теперь быть.

— Да? А я поневоле уже давно такой, — угрюмо проговорил Ваня. — Крестьянин понимает: земля — безземельным, долой войну… Ничего загадочного.

Потом Кулага подозвал Кемика:

— Давай список взятого в дорогу проверим. — Стал читать: — Мука, крупа, консервы, мыло, белье, соль, ведра, котел, спички, сапоги, два тулупа… Спирт не забыл на случай обморожения? Так, еще свечи и фонари «летучая мышь». Керосин на Кавказе достанешь? Ну да, к керосину поедем… А чай?

— Обеспечу! Еще на базарах брынзу, кислое молоко покупать буду. Может, когда и барашка! Сделаю шашлык.

Кулага с улыбкой сказал добродушно:

— Якши шашлык, мий гарный Кемик! — И уже серьезно: — А как поместить ящики с посудой? Продумал? Фарфоровая, из Петрограда, подарок Мустафе Кемалю.

— Правильно, — сказал Кемик. — Едешь в гости, вези подарок. Может, хороший человек, хотя и турок… Продумал. Я умею возить посуду, эрзерумский дядя научил. Правда, глиняную.

— Ладно! Аптеку повезет сам врач. А большой подарок погрузят рабочие на заводе.

В день отъезда Ваня еще ждал письма от Аннёнки в школу. Около десяти утра, бахнув дверью, с почты пришел дневальный. Курсанты двинулись за ним в общую комнату. Ваня — с последней надеждой… Письма, однако, ему не было. Либо все еще не вернулась Аннёнка домой, либо… Ваня тут же составил письмо, чтобы теперь писала в Баку и Тифлис, до востребования.