Дмитрий Дурасов - Мальчик с короной

Да, он прыгнет по-настоящему, как спортсмен, и пролетит так быстро эти десять метров, что у всех замрет сердце и у нее замрет сердце. Может даже, в полете он успеет крикнуть ее имя. Да, он обязательно крикнет ее имя и с ее именем вонзится в море. Он не будет кричать по-тарзаньи, как орут другие, те, кто прыгает с Зеркала. Сейчас он прыгнет!

Мальчишка решительно встает, гордо обводит взглядом горизонт, скашивает глаза на пляж и видит, что она смотрит на него. Он становится на острый выступ скалы, покачиваясь, отводит руки назад, опускает лицо вниз и видит бездну. Далеко-далеко внизу, как на дне колодца, поблескивает на солнце морщинистая от волн пленка моря, а под ней прозрачно высвечивается темное дно, все в мохнатых, бурых от водорослей камнях.

«Точно пауки в банке…» — думает мальчишка и вдруг начинает чесать ногу. С независимым видом он садится на прежнее место и, подогнув ногу, начинает пристально ее разглядывать, дуть на пятку, массировать икру…

Несколько минут он целиком занят своей ногой и смотрит только на ногу, обычную мальчишескую, мускулистую, загорелую, в царапинах на колене. Так проходит время. Но слишком долго смотреть и дуть на ногу нельзя — ведь не сломал же он ее в конце концов! Могут некоторые подумать, что он испугался прыгать.

Мальчишка рывком, заставляя себя оторваться от такого приятного, родного, нагретого солнцем, шероховатого и прочного острия скалы, встает. Опять гордо обводит взглядом горизонт. Он отводит руки назад, изгибается, чтобы изо всех сил разом разомкнуться уже в полете вниз, в стремительном, неудержимом полете…

Как вдруг замечает маленькую серую точку в море и, распрямившись, застыв в последнее мгновение на краю, даже чуть качнувшись вниз, кричит:

— Вона! Смотрите, миноносец ракетный! Во идет, во идет! Узлов сорок дает, не меньше…

В конце этой фразы он пускает «петуха» и растерянно улыбается. Ноги его начинают предательски дрожать, и с каждой секундой все больше и больше. Он с ужасом смотрит на ноги и садится. В эту минуту он ненавидит эти тонкие как спички ноги, которыми он-то раньше втайне немного гордился. Ведь сказала же мамина приятельница, балерина: «Вот бы мне такие ноги! Я с этими йогами шестьдесят фуэте сделала бы!»

Мальчишка тогда но очень понял, что такое фуэте, но цифра «шестьдесят» впечатляла.

Он ненавидел скалу Зеркало, на которой сейчас находился. Он понял теперь, что эта угрюмая, высоченная скала всегда была ему неприятна и подозрительна.

«Есть на Волге утес, диким мохом оброс…» — некстати вспомнил он слова песни. С каждой секундой ему становилось все более ясно, что он не прыгнет, но он должен прыгнуть!

— Мне надо прыгнуть… Обязательно надо прыгнуть, — говорит он шепотом, словно упрашивая кого-то невидимого.

Мальчишка встает, у него начинает мерно бухать и отдаваться в ушах сердце. Он прислушивается к ударам, считает.

«Вот досчитаю до тридцати и прыгну… Нет, лучше до пятидесяти, пятидесяти девяти, шестидесяти восьми… семидесяти семи…» Он несколько раз повторяет одни и те же цифры, сбивается и радостно начинает сначала.

— Надо точно сосчитать… — говорит он и смотрит на пляж. Она машет рукой и улыбается. Люди внизу купаются, покачиваются на надувных матрасиках. Вон один чудак, охотник в маске и ластах, тычет ружьем в какую-то подводную расщелину. Рыбу хочет убить…

Мальчик вспомнил, как он вместе с другими пацанами бегал встречать рыбацкие баркасы. Рыбаки — все сплошь старики, черные, с тлеющими цигарками в губах, похожие на пиратов в своих сапогах, с веслами и баграми в морщинистых кулаках — подходили к пирсу и со смехом выбрасывали лотки с рыбой прямо на берег. Лотки с треском шлепались на гальку, и в них вяло поднимали головы рыбины. Один шутник взял да и сунул рыбе в рот папироску. Получилось, что рыба курит. Вот смеху было! Смеялся и мальчишка и только теперь понял, что смеяться-то было не над чем. Теперь ему самому было не до смеха.

«Дайте только на землю ступить — он и мухи теперь не обидит! И сам никого в обиду не даст! Боксом будет заниматься и самбо! Дайте только до земли добраться, до родимой матушки-земли…»

Самый обычный пляж, море, земля показались мальчишке чем-то недостижимым и прекрасным. Он уже почти не надеялся опуститься к ним — ведь для этого надо было прыгнуть. А прыгнуть он не мог.

Он сидел и держался обеими руками за кусок скалы и не в силах был даже приподняться. От одного взгляда вниз его тошнило и кружилась голова.