Игорь Муратов - Окна, открытые настежь

Крамаренко примостился на сундуке — на сестрином месте — и тоже настороженно прислушивался. Ему все время казалось, что о нем говорят. Никогда еще он не чувствовал такой острой, почти физической потребности знать, что о нем думают те, кого он обманывал.

«Почему это Катря не меня, а Женю к себе позвала? — подозрительно думал Крамаренко. — Может, Зоя сказала Захару, когда тот был у нее в больнице? Может, они уже все знают?»

Утром, когда тетя Лиза позвала завтракать, Захара уже не было: побежал в больницу. Кроме него и Катерины Марковны все молча собрались на кухне. На работу никто не пошел. И Стасик пропустил занятия. Все ждали Захара.

— Как мать? — первым нарушил молчание Крамаренко, выпытывая у Жени взглядом, о чем они говорили ночью.

— Недавно заснула, — ответила Женя.

— Очень плакала? — спросил Крамаренко.

— Не плакала совсем.

— Это плохо, — сказал он, — лучше, когда человек выплачется. Так ведь или нет?

Никто не отозвался.

— Который час? — спросила тетя Лиза, держа в руках будильник. Он остановился еще вчера.

— Без десяти одиннадцать, — ответил машинально Виталий, взглянув на часы.

— Без пяти, — поправил Крамаренко. — Мои идут точно. Можно проверить по радио.

— Я его выключила, когда мама заснула, — сказала Женя.

Вареная картошка остывала, тетя Лиза напомнила: надо завтракать. Никто не прикоснулся к еде. Долго сидели молча и ждали. Наконец заскрежетал в замке ключ. Вошел Захар.

— Плохо, — сказал он, не дожидаясь вопросов. — Всю ночь бредила. Еле упросил врача, чтоб пустили к ней. Пожелтела вся. И дышит так трудно.

Тетя Лиза заплакала. Стасик отвернулся к стене. Ему показалось, Захар что-то скрывает, может быть, сестры и в живых нет.

— О вас все время спрашивает, — сказал Захар, обратясь к Крамаренко, и как-то странно посмотрел на тестя. Тот побелел.

— Такое она мне сказала, — продолжал Захар, не глядя никому в глаза, — что просто не знаю — не то бредит, не то… Ничего не пойму, с ума сойти можно.

— Что, что она говорит? — подошла Женя к Захару.

«Сейчас все кончится, — подумал Крамаренко, — все рухнет. И пусть. Лучше уж какой-нибудь конец, чем вот так ждать».

— Она говорит, — с трудом отыскивал каждое слово Захар, — что крепко подвела нас всех… Особенно отца (Крамаренко вздохнул и полез в карман за папиросами), что пришлось ему, то есть отцу, — продолжал Захар, — что пришлось ему все, что было для дома куплено… одним словом, продать.

— Как продать? — насторожился Виталий. — Почему же вы нам не сказали? — спросил он у тестя.

— Пусть один сперва выскажется, — вежливо сказал Крамаренко, — а потом остальные.

— Нет, не могу я этого выговорить. Не могу сказать. Пусть бы лучше Зойка сама, — в отчаянии махнул рукой Захар. — Или пусть папаша скажет, он ведь лучше меня знает. А я… Вот тут у меня эти слова, — показал он себе на горло, — не случись такой беды с Зойкой, прибил бы ее, как собаку.

— Тс-с, — показал Крамаренко на дверь, за которой спала Катерина Марковна, — ишь раскричался. Может, и сам тут замешан?

— Я? — бросился к тестю Захар. — Да я последнюю рубашку с себя содрал для вашей семьи. На халтуру начал бросаться… Это я-то, ударник премированный… грош мне цена после этого.

— Действительно какой-то бред. Ничего невозможно понять, — обратилась Женя к отцу, — скажешь ты, в чем дело, или нет?

— Стась, поди погуляй, — приказал Крамаренко и закрыл за Стасиком дверь. Потом подозвал к себе жестом Виталия и Женю. Тетя Лиза, бросив мыть посуду, тоже подошла ближе, один только Захар остался на отшибе. Мял в руках полинявший, потрепанный шарф, со злостью крутил его, выкручивал, будто гадюку душил.

— Шила в мешке не утаишь, — значительно сказал Крамаренко, — но раз Зоечке плохо… кто знает, как еще обернется… Так и не будем ее строго судить, хотя надо бы. Хорошо, что вовремя призналась отцу. С каждым случается. — Он помолчал. — Спуталась с проходимцами. Втянули девчонку в растрату. Пришлось выручать. Покрыл я это дело за счет нашего дома.

Тетя Лиза уронила тарелку и даже не взглянула на черепки. Женя с испугом покосилась на дверь, не слышит ли мать. Захар швырнул измятый шарф на пол и сжал кулаки.

— Это все ресторан виноват, — сказал он хриплым, сдавленным голосом, — стиляги прыщавые… Заманули… Опутали… Это полюбовники все, те, которые записочки пишут…

— Дурак! — оборвал его Виталий. — Не стыдно тебе на жену?!

Кто-то забарабанил в дверь. Тетя Лиза открыла. В комнату вбежал Стась и бросился к репродуктору.