Иван Данилов - Зимний дождь

Умываясь у колодца, Федя бросал нетерпеливые взгляды на штабеля досок, сложенных на заднем дворе, и, наскоро утеревшись полотенцем, висевшим здесь же, на вишневой ветке, спешил под навес, где лежал плотницкий инструмент. Мурлыкая себе под нос, он принимался за дело: строгал, тесал, фуганил; благовестом звенел в его руках топор, веселящейся скрипкой пела пила-ножовка: Федор строил себе дом. Новый дом, на три комнаты, один зал — целый майдан, не то что клетушка, где жил он вот уже десять лет.

В августе, когда схлынула хлебоуборка, Федору дали отпуск, и он, не теряя ни часу, приступил к осуществлению давней мечты: сколько раз было у них с Полей говорено про этот дом, какие планы загадывались! Еще лет шесть назад Федя нарисовал на большом ватманском листе будущий дом, нарисовал во всех подробностях: с верандой в разноцветном рифленом стекле, с резной металлической трубой, придумал узор на наличники, изобразил даже деревья, какие посадят они под окнами. Иногда — чаще всего такое случалось в зимние вечера, когда в их саманной хатенке промерзали окна и было холодновато, — Федя, будто спохватившись, спрашивал жену:

— Поля, а где наш дом-то? Ты его не выкинула случайно, когда разбирала бумаги?

— Что ты, Федя! — изумленно и обиженно дергала она узенькими плечами и с готовностью кидалась к старому облезлому шкафу, некогда стоявшему в клубе, пострадавшему там от мышей и сырости и теперь спокойно доживавшему свой долгий век в их хате. Торопливо шурша старыми плакатами и фотомонтажами, она находила наконец лист ватмана, скрученный в трубочку, стряхивала с него густую пыль и подавала мужу.

Федя расстилал его на коленях, долго разглядывал, мычал, ероша огнистый чуб. Поля подсаживалась к мужу, с мечтательно-виноватой улыбкой смотрела то на будущий дом, то на Федю. Вздыхала вопрошающе:

— Когда уж он будет? Прямо дворец царский.

— Через годик, пожалуй, начнем строить, — загадывал Федя.

— Размахнулся ты, — качала головой жена, — если бы поскромнее… Скромность украшает человека.

— Только такой, и никакого другого! — хлопал Федя пятерней по развернутому листу. — Вот соберем еще деньжат… Ну-ка, дай мне сберкнижку.

— Да я и так знаю, сколько там…

Заглядывая в сберегательную книжку и посматривая на рисунок, Федор начинал подсчеты — выходило, что теперь уже скоро смогут они набрать нужную сумму, и тогда… Начинались мечтания…

— Садик разведем, — ласково говорила Поля. — Буду тебе фруктовые вина делать.

— Вот тут, в уголке, посадим тополь, — тыкал Федя толстым пальцем в лист бумаги.

— Может, лучше яблоньку? Антоновку…

— Нет, тополь, — не соглашался муж. — Он красивый, листья блестят, аж свет от них… Высо-о-кий вырастет… Лишь пацанам на него лазить… Может, в новом доме, — Федя с вопрошающей надеждой глядел на жену, — и парень у нас родится.

— Ну, а что же… Люди мы с тобой еще не старые, — смущенно и неуверенно соглашалась Поля.

— В этой комнате поставим его кроватку, — мечтал Федя.

Заблаговременно, еще до отпуска, Федя договорился о помощи с дедом Филиппом, поставившим людям на своем веку жилищ больше, чем ему лет. Филипп Максимович — известный мастер, работает чисто и надежно. Но в последние годы он подряжался редко, неохотно, жаловался на здоровье. И Феде не сразу дал согласие.

— К Полютке ни за какие деньги не пошел бы, — признался он. — А тебе отказать не могу, потому как я любитель кина, а ты его нам крутишь…

За первую неделю поставили стулья, положили обчин, каждый день работали дотемна: август — месяц ненадежный: сегодня жара и сушь, а завтра хлынет проливной. Хорош дом только тот, что поставлен посуху, и Федя частенько в сумерках, проводив старика за ворота, продолжал кое-что делать по мелочам, включив подвешенную на столбе лампочку-пятисотку, а по утрам приступал к делу, едва рассветало.

Вскоре появлялся дед Филипп, по холодку работалось легко, споро. Когда рубили углы, старый плотник подивился сметке Феди, его способности на лету перенимать хитрые секреты ремесла.

— Я ж в промкомбинате в бондарном цехе был, — сказал Федя. — Дерево-то я знаю.

— Тут знатья мало. Талант должен быть… С такими руками, как твои, Федор Семеныч, нужно бы… мм… — Дед помычал и замолк.

Часу в девятом во двор выходила Поля. Придерживая руками полы цветастого обвисающего халата, останавливалась возле строящегося дома.

— Доброе утро! — здоровалась она ласково и, подняв лицо, счастливо щурилась, глядя на огненную голову мужа.