Пауль Куусберг - Кто он был?

До шоссе они молча шли рядом. И еще метров сто по широкой гравистой дороге, обрамленной высокими елями.

Вдруг Рихи остановился и резко спросил:

— Что тебе нужно от меня?

— Баню на улице Тульби достроили.

Аннес заметил, что Рихи оторопел. Он и сам не понял, с чего ему пришли на ум эти слова. Но это были самые правильные слова, которые смогли сквозь ледяную корку проникнуть в душу Рихи. Так Аннес думал потом.

— Какую чертову баню, — в голосе его уже было что-то от прежнего Рихи.

— Помнишь, как мы на строительстве бани на улице Тульби очищали старые кирпичи и кляли напропалую всех: Пятса, денежных тузов, господ социалистов, немецких, итальянских, испанских и доморощенных фашистов.

По лицу Рихи скользнула усмешка:

— Значит, баню на Тульби построили…

Голос его прозвучал теплее.

Раньше бы он грохнул: «Ах ты мушиный пес, ну и пес же ты мушиный!» Или что-нибудь подобное. Так было у него в привычке говорить, когда его поддевали ловким словцом, чем-нибудь таким, чего он не ожидал.

— Я думал, что ты уехал в Испанию.

Улыбка на лице Рихи угасла.

— Зачем я тебе понадобился?

— Мы столько не виделись, просто хотел поговорить с тобой. Услышать, как ты жил и что делал. Я действительно рад, что наконец тебя встретил.

Аннес снова почувствовал, что его слова можно истолковать по-разному. Рихи и впрямь уколол:

— Значит, капитан радуется.

— Да. В самом деле рад.

— А я бы вот нисколько не порадовался, если бы встретил тебя в штрафной роте.

— Я не это имел в виду.

— Не верти, спрашивай прямо.

— Хорошо. За что тебя сюда?

— Мог бы в штабе узнать.

— Ты говоришь со мной, будто я твой враг.

— Я не знаю, кто ты — враг или друг.

Слова эти больно задели Аннеса. К счастью, он сумел снести и это оскорбление. Сейчас он должен был просто держать себя в руках.

Рихи во многом изменился, прежний открытый парень стал замкнутым, ожесточившимся человеком, который относится ко всем с подозрением. Аннес сказал:

— Когда-то мы были друзьями.

Рихи произнес холодно:

— Да, знались.

— Я считал тебя своим другом.

— За мной ты, конечно, таскался, — полусоглашаясь, полунасмешничая, сказал Рихи.

— Кусаешься по-старому.

Аннес чувствовал, что голос его становится резким.

— О тынисмяэских кутятах я впрямь был не лучшего мнения.

Такого Аннес не ожидал, он обиделся.

— Кажется, тебе просто нравится грубить, — сказал он, едва сдерживаясь, и поддел: — Ну как там делишки у твоего Артура?

Сказано было с вызовом. Аннес, правда, особенно ничего об Артуре не знал, так, кое-что. По крайней мере слышал, что Артур не заслужил доверия и его услали из Москвы. Об этом разговор шел. Слухи шли не только о нем, куда больше толковали об Анвельте и Пэгельмане. Артур был знаком немногим, это Пэгельмана и Анвельта знали все жившие в России эстонцы. Хотя толком не ведали ни про Анвельта и Пэгельмана, ни про других, в том числе и Артура, но все говорили. Полунамеками, тишком. Но кое-кто ругал их открыто, называл предателями, продавшимися империализму врагами народа.

Тут же Аннес пожалел о сказанном. Он не смел так безжалостно бить Рихи.

В Рихи словно бы что-то надломилось.

— Думай обо мне что хочешь, но Артура оставь в покое, — сказал он глухо. — Есть у тебя махорка?

Аннес вытащил из кармана алюминиевый портсигар и протянул Рихи. Портсигар ему подарили ребята с орудийной батареи семидесятипяток — истинные мастера делать всевозможные портсигары, ножи и прочие подобные вещи. На выпуклой крышке посередке выгравировали его инициалы, а с двух сторон — боевые сцены, слева древний эстонский воин нападал на крестоносца, справа красноармеец разил фашиста. Хотя Аннес сам не курил, свою офицерскую порцию раздавал товарищам, но портсигар всегда носил с собой, подарок батарейцев пришелся ему по душе. Так как пустой портсигар таскать в кармане было бессмысленно, то он заботился и о том, чтобы там водился табачок, — предложить изголодавшемуся по куреву товарищу. Рихи даже не взглянул на отделку его портсигара, обычно все разглядывали внимательно гравировку и хвалили исполнителя.

Когда Рихи сворачивал самокрутку, у него дрожали руки.

— Я ничего не знаю об Артуре, — тихо заговорил Рихи, — я его не видел и ничего достоверного о нем не узнал. Тут черт знает что было, подлецы навертели много разного дерьма, здорово чернили честных людей. Не верь всему, что мелют. Меня подозревали, не раз допрашивали, и допросы эти были не из легких… — Рихи, казалось, о чем-то задумался, глубоко вздохнул и закончил: — Мне никто не верил. Боюсь, что с Артуром случилось то же.