Пауль Куусберг - Кто он был?

Слушая миссис Смит, Мария Лыхмус подумала, что, может, так оно и есть, вполне возможно, что эта молодая женщина ничего не помнит; зато Эндель помнит все — дом, где он жил, даже флюгер на крыше, деревья и кусты в саду, он хорошо помнит их город, своих школьных друзей, Эндель ничего не забыл.

Оказалось, что и Паульман ничего не забыл.

— Мы жили в деревне Кинса в Пярнумаа, — стал он лихорадочно рассказывать. — У отца было тринадцать гектаров земли, а детей семеро, наша земля не могла всех нас прокормить и одеть-обуть. В четырнадцать лет пошел работать. Кем я только не успел в Эстонии поработать! Был у хуторянина пастухом, батраком, добывал торф, рубил лес, взрывал камни и черт-те чем только не занимался! У нас тоже не было ватерклозета, не говоря уже о ванной, присаживались на корточки за хлевом… Кстати, я и здесь не дотянул до ванной, ватерклозета достиг, а вот ванной нет… Конечно, суть дела не в ванной комнате, теплом туалете или холодильнике, и не в машине, а в том, что я человек на ветру, толкает каждый, кому не лень. Нет у меня ни родины, ни отчего дома. Как приехал сюда презренным «дипи», так им и остался.

Чем дольше Паульман говорил, тем громче становился его голос, он словно бы похвалялся, но матушка Лыхмус поняла, что этот мрачный на вид мужчина далек от хвастовства, и с детской непосредственностью посоветовала ему:

— Возвращайтесь на родину.

Алиса сразу же попросила Смита перевести слова свекрови, а она, Мария, с волнением ждала ответа Паульмана, будто скажет он не только от себя, но и от имени Энделя.

Паульман ответил так, что каждое его слово сохранилось в памяти матушки Лыхмус:

— Возвращайтесь на родину… Вы не знаете, как я покинул ее? В мундире германского солдата, шрамы от ран на спине и на ноге, с навечно выжженным клеймом варвара под мышкой, ведь эстонский легион превратили в дивизию СС. Кого может интересовать, как я туда попал, что чужую форму на меня напялили насильно. Таких, как я, ждала Сибирь. Я туда не хотел. Это во-первых… Во-вторых… — Паульман замолчал, словно что-то обдумывая, и выпалил: — На родине такие, как я, не нужны, теперь мне стыдно появляться там. Иногда душой готов, а вот телом слаб.

Аада Смит с жаром рассказывала Марии, что живут они совсем не плохо, ее муж представляет в нескольких графствах всемирно известную нефтяную компанию, что у них модно обставленный просторный дом, выплаченный до последнего фунта, у Энделя на это уйдет еще много лет; что у них прекрасная машина и отдыхать они ездят в Испанию и на Канарские острова, вряд ли в Эстонии они смогли бы жить так, как живут в Англии. О, кое-что она все же помнит…

Паульман презрительно съязвил:

— Где хорошо, там и родина. Так, что ли, господа?!

Смиты пропустили насмешку Паульмана мимо ушей — то ли они привыкли к язвительным замечаниям шахтера, то ли относились к нему свысока. Мешая эстонские и английские слова, менеджер Смит долго говорил о том, что национальность — понятие устаревшее, в наши дни принадлежность к той или иной национальности не имеет никакого значения. Будущее принадлежит тем, кто чувствует себя одинаково уверенно везде, будь то Англия, Франция, Соединенные Штаты или Эстония. Паульман перебил его: Эстонию не тронь, в Эстонии твои купоны не в цене! Смит невозмутимо продолжал: человек будущего — гражданин мира, и неважно, кто он по происхождению — англичанин, эстонец, негр или китаец. Паульман опять язвительно вставил: конечно, настало время банковских счетов, на что Лео Смит спокойно ответил, что банковский счет решает все уже давно — решал, решает и будет решать, как на Западе, так и на Востоке, где тоже научились ценить сберегательную книжку. Национальное чувство — фактор немаловажный, но нельзя замыкаться в своей нации, необходимо учитывать реальную жизнь. В подтверждение своих слов менеджер привел Советский Союз, где в последнее время все чаще говорят о советском народе, а не о русских, эстонцах или латышах.

Будь то капитализм или коммунизм — нации отомрут повсюду, и сформируется общество, в котором значение будут иметь только личные качества человека, а не его национальная принадлежность. Смит говорил все мудренее, и Мария потеряла к нему всякий интерес, она только подумала, что этот пышущий здоровьем человек, у которого, судя по всему, немало фунтов на банковском счету — неспроста Паульман его все время подзуживает, — что этот брызжущий силой и энергией менеджер заливается соловьем, чтобы оправдать себя. Паульман сказал: