Пауль Куусберг: Кто он был?

Заканчивая свою мысль, Михкель подумал, что опять взялся поучать, и остановился. Остановился еще и потому, что увидел: молодой человек встревожился. Явно хотел что-то вставить, но удержался.

Так оно и было. Едва Михкель кончил, как внук Сасся спросил:

— В чем его обвиняли?

Деловой и целеустремленный парень, вынужден был снова отметить про себя Михкель.

— Этого я не знаю до сих пор, — ответил он, чувствуя, что эти слова могут отдалить, а не приблизить молодого человека. А приблизить его к себе и к сороковому году он хотел. У Михкеля усилилось впечатление, что внук Сасся не понимает того времени и, что еще печальнее: дедушка ему чужой. Как он сам признался перед этим, он лишь недавно узнал, что человек, которого до сих пор считал своим кровным дедушкой, вовсе и не дедушка, что его дедушка кто-то совсем другой, совершенно неведомый ему человек, которого он и в глаза не видел. Кто знает, что ему на самом деле говорили о настоящем дедушке, плохое или хорошее. Явно нечто такое, во что он окончательно не верит, что заставляет его обращаться к незнакомым людям. Если отчим отца стал для него близким, если он почитает этого человека, то ему трудно принять нового дедушку. Возможно, он вообще внутренне протестует против своего родного дедушки? Что ему рассказала бабушка, жена Раавитса, о своем первом муже? Что? Помнит ли отец молодого человека своего родного отца? Нет, не помнит, это говорил сам Энн.

— Вы не знали, почему арестовали Раавитса, и все же готовы были, без долгого раздумья, осуждать его. Тогда сороковой год и впрямь был довольно суровым годом, если вы так не верили людям.

— Верили, Энн, верили, больше, чем верила какая-либо власть до сорокового года. — Михкель впервые назвал молодого человека по имени. — Без веры в человека наш строй не удержался бы. Без веры в людей не вышли бы из трудового народа, не были бы выдвинуты тысячи живших до этого незаметно людей, которые потом управляли государством. То, что случилось с твоим дедушкой, было ошибкой, но от ошибок никто не избавлен. Особенно те, кто ступил на новую и неизвестную дорогу.

Энн Вээрпалу сделал попытку встать, но Михкель остановил его.

— Ты спрашивал, каким человеком был твой дедушка, об этом я еще особо ничего и не успел рассказать.

Внук Раавитса опустился в кресло, иронически кольнув:

— Подлецом не был, но полного уважения тоже не заслужил. В ваших глазах. Для властей он оставался врагом. Думаю, что этого достаточно.

Михкель пропустил сказанное мимо ушей и в свою очередь спросил:

— Видел ты какую-нибудь фотографию своего дедушки?

— Нет, — честно ответил молодой человек. Казалось, он был в замешательстве. Во всяком случае, недавняя настырность в его голосе исчезла. Он добавил: — Бабушка уверяет меня, что ни одной фотографии первого мужа у нее не сохранилось. Их вообще было мало, всего четыре или пять, но она их уничтожила. На всякий случай. Кроме одной фотографии, которая была сделана в день регистрации. Свадьбы у них не было. Эту фотографию бабушка берегла от чужих глаз, но и она исчезла в пламени войны. Дом, где они снимали квартиру, сгорел. После войны Вээрпалу построил себе собственный дом, который все время расширяли.

— Я покажу тебе фотографию.

Михкель упрямо продолжал обращаться к гостю на «ты». Ему казалось само собой разумеющимся обращаться так к внуку Сасся. В рабочих союзах было принято обращаться на «ты».

Он поднялся и достал из нижнего ящика книжной полки большую овальную шкатулку, в которой хранил свои фотографии. Снова сел, положив на колени изделие художественного комбината, этот юбилейный подарок, и начал перебирать фотографии. Он быстро нашел нужный снимок. Это была групповая фотография. Размером с почтовую открытку, четкая. И протянул ее молодому человеку.

— Третий слева. Мы как раз возвращались из Вескиметса. Сделана фотография в тридцать шестом году на Палдиском шоссе. Там, где виднеются березы, теперь стоят дома.

Энн Вээрпалу рассматривал некоторое время фотографию.

— Вы стоите рядом с дедушкой?

— Этот тщедушный мужичонка и впрямь я. У тебя острый глаз.

— Он такого же… или был такого же роста, как отец.

— Метр восемьдесят пять по меньшей мере, плечистый и сильный.

— В лице схожести у них мало.

— Не могу сказать. Не видел твоего отца.

— Ну и короткие же волосы тогда носили.

— До плеч действительно не отпускали.

— Нет, глаза у них одинаковые. Чуточку косящие. Совсем немного, но все же. И в скулах есть сходство.