Владимир Домашевич - Меж двух огней

А по обе стороны дороги мелькали черные стволы сосен, редких, но стройных, ровных, как струны, величественных и спокойных, с пышными, раскидистыми шапками ввер­ху,— они слегка покачивались и роняли снег на землю. Там, вверху, гулял ветер, а внизу было непривычно тихо, только скрип полозьев нарушал лесную тишину. Скрип од­нообразный, невыразительный, но пронзительно-голосистый. Казалось, какие-то таинственные голоса торопливо и невнятно хотят поведать свету какую-то правду, предуп­реждают о чем-то, но напрасно — они спешат, горячатся, заглушают друг друга и превращаются в хаотически-нестройные аккорды, которые не могут дойти до людей, за­нятых делом.

Дорога будто стала уже: начали попадаться ели, ста­рые, развесистые, с комьями снега на опущенных почти до земли ветках. Вскоре густой ельник совсем сжал дорогу, колючие ветки начали бить людей по лицам, обсыпать сне­гом. Темень сгустилась еще больше, стала таинственной и страшной.

Валя невольно подвинулась ближе к Сандро, но вовремя спохватилась. Он сидел не шевелясь, только покачивался, когда санки подскакивали на ухабах или наезжали на корень.

Ей надоело уже сидеть в одном положении, начала бо­леть спина и затекать ноги, исподтишка подкрадывался холод.

Сандро молчал. Не подъезжал больше к ним и Бес­смертный. Дядька Михаль тоже, видно, не хотел быть единственным «нарушителем дисциплины» и не подавал голоса, только понукал коня.

Иногда их догоняла вторая подвода. Валя ощущала теплое дыхание коня у себя над головой, слышала, как ти­хонько позванивают удила.

Дорога вдруг резко повернула влево, стала шире и ровнее. Ветер прорвался к самой земле, сыпнул снегом в глаза.

Командир группы, остановившись сбоку, пропустил ми­мо себя обе подводы и тихо скомандовал: «Стой». Возле не­го вмиг сгрудились остальные всадники. Бессмертный снял рукавицу и негромко свистнул в пальцы.

Через минуту на дорогу вышли двое.

Бессмертный тронул поводья и подъехал к ним. Пого­ворив с незнакомцами, командир вернулся к своим и со­общил:

— Въезжаем в опасную зону. До деревни Голубы де­сять километров, до моста четырнадцать. Быть наготове. Поехали!

Конь под ним встал на дыбы и рванулся вперед. Снеж­ный вихрь полетел вслед.

Дядька Михаль чмокнул, дернул вожжи и пустил свое­го гнедого вдогонку. Снег колол лицо, в ушах засвистел холодный ветер. Скрипели полозья, летели сани...

Эх вы, партизанские ночи! Беспокойные, холодные но­чи, долгие трудные зимы. Вьюги, морозы... Взрывы, пули, ранения... Глубокие, суровые шрамы на всю жизнь. Кони горячие, легкие крестьянские сани! Сколько километров отмерили вы по гладкой, как стекло, дороге, по колдоби­нам, по целине! Летели версты, летели пули, обрывалась жизнь — молодая, пенистая, нецелованная... Белорусские парни, девчата! Вашей отваги, вашей крови и мук не забу­дет никто! Позарастают травой могилы, обвалятся в лесах низкие землянки, вырастет новое поколение людей, не зна­ющее войн, а ваша слава будет звенеть бесконечно — пока будет стоять земля!

Рассвет был уже близок,— кругом потемнело еще больше. Снег все падал, не утихая, крутило, мело у стога, засыпая людей и лошадей.

Протяжный заунывный свист ветра нагонял на Валю тоску. Потом закралась тревога: и взрыва не было слыш­но, и подрывники не возвращались.

Проходила обида на Бессмертного, который запретил ей идти к мосту. Пошли все мужчины, только дядька Михаль остался с лошадьми у стога. Осторожно, гуськом двигались хлопцы по неширокому руслу замерзшей реки, по льду, засыпанному снегом. Валя грустно смотрела, как они удаляются, как быстро сливаются их маскировочные халаты с белым снежным покрывалом.

Валя хорошо понимала, сколько отваги, ловкости и терпения надо иметь, чтобы под носом у немцев взорвать железнодорожный мост...

Но Саша Бессмертный — опытный разведчик и подрывник, за недолгую службу в его диверсионной группе Валя в этом убедилась. Почему же он побоялся взять ее с собой? Чтобы не мешала? Или он предчувствовал опасность?

Вдруг на юге, в направлении железной дороги, вспых­нуло небо, будто из-за горизонта хотела взлететь — и не взлетела — ракета, потом от взрыва содрогнулся воздух, и эхо, покатилось далеко-далеко, до самого леса.

Рванулись, приседая, испуганные кони, беспокойно застригли ушами.

— Тихо, тихо вы...— отозвался с саней дядька Михаль, который все курил в рукав и напряженно, как и Валя, вслушивался в однообразные ночные звуки. Теперь он вскочил на ноги и стал поправлять упряжь.— Вот ви­дишь,— сказал он Вале, нетерпеливо топавшей возле стога, — наш Бессмертный не промажет! Счастливый человек, чтобы только не сглазить... А смотри, что-то не слыхать больше ничего, неужели без боя обойдется?