Я выбегала в сени и кричала, надеясь, что меня услышат соседи, но разве докричишься, если дома в поселке друг от друга в пятьдесят — сто метров. Накричавшись, я вбегала в избу и успокаивала ревущих детей.
Беспомощная, отчаявшаяся, я была близка к помешательству. Вдруг Кирилка открыл ногой дверь в сени и хриплым баском попросил: «Ну-ка, мать, подай топор». Заслышав мужской голос, мужчина отпрянул от двери и поспешно бежал. Утром мы осмотрели нашу бедную дверь. Она еле держалась на петлях, достаточно было еще одного хорошего пинка.
Остаток ночи меня трясло от страха за себя и детей, но через несколько дней новые заботы и события заслонили страшный случай, уже казалось, что ничего особенного не произошло.
ОТЕЦ: — Не часто на фронте удавалось подумать о семье, помечтать о возвращении домой. Зато душу отводил в госпиталях, времени там на думы хватало… Все же не ожидал я, что столько лиха хлебнут оставленные глубоко в тылу семьи. Представлялось, там все-таки мир, тишина, кругом наши люди, они не дадут пропасть твоим близким. Опять же, в письмах к нам писалось не все, нас щадили.
…Умирали не только на фронте. О Наде я узнал, когда вернулся домой…
МАТЬ: — Надя захворала в конце февраля сорок четвертого года. Утром и вечером я поила ее настоем душицы, давала горячее молоко, но температура держалась. Кирилка исправно топил печь, хотя дров было мало, боялись мы, что их до мая не хватит.
Днем Надя полулежала на высоких подушках, улыбаясь, смотрела, как возятся на полу братья, брала в руки лоскутки и тряпочки, мастерила куколки и пела, баюкала их. Я надеялась, как это у нас часто бывало, что Надя пролежит неделю и здоровье ее пойдет на поправку. Но мои надежды не сбылись. Кашель не проходил, температура не спадала. Надя сильно ослабла и больше не вставала с постели. Я отпросилась с работы, укутала Надю в одеяло и на санках повезла в больницу за семь километров от поселка. У Нади нашли воспаление легких, оставили в больнице. Через три дня ее не стало…
СЫН: — В нашей семье есть святое правило: ничем не напоминать матери о Наде. Рана ее не заживает, она кровоточит до сих пор. Первого сентября мать смотрит в окно, видит маленьких, с пышными бантами на головах, девочек с ранцами на узких спинках и роняет: «Не дожила наша Надя до школы всего полтора года. Азбуку любила листать, буковки запоминала…» Она уходит к себе, я переглядываюсь с отцом, и мы не тревожим мать: она ушла от нас, покинула этот шумный, никогда не умирающий мир на целый день. Завтра она вернется к нам, ее печальные, не потерявшие молодого блеска глаза оглядят нас, задавая извечный материнский вопрос: чем я могу помочь вам, родные мои, что вам нужно, спрашивайте, я вся ваша.
После войны в семье нашей прибавилось еще двое детей, но жизнь не осчастливила мать дочкой. Первого послевоенного сына назвали Георгием в честь маршала Жукова, к которому с большим солдатским почтением относился отец, второго назвали, к великому моему изумлению… Хакимом. Я ношу имя неистового нугайца, и мне бывает странно.
Отец, безропотно выносивший самые неожиданные прихоти матери, на этот раз взбунтовался. «Остынь, Павел, — попросила мать, касаясь плеч его длинными ласковыми пальцами. — Хаким не посрамил наш Нугай и умер смертью, достойной воина и батыра. Он был зол, жесток, но по-своему любил меня, сироту, жалел. Если б я была с ним, многие беды обошли бы его. Как знать, может, он жил бы и сейчас».
Поворчал и понемногу привык к моему имени отец. «Конешно, если б не мать, — сказал он за столом в один из Дней Победы. — Я бы не выжил в войне. Несколько раз бывал на волоске от смерти, вспоминал каждый раз приезд ее с детьми на сборный пункт, разговоры наши задушевные, светлые в последнюю ночь и… находил в себе силы, переступал через этот самый волосок и уходил от смерти. И в госпиталях неделями бывал в беспамятстве, но душа однажды затвердила, приказала телу держать стойко оборону, и я переступал через кризисы. «У вас могучее сердце, — врач мне в последнем госпитале сказал. — Такое сердце двоих бы мужиков обработало». Не сердце мне помогло выжить, а жена моя, Надя. Смерть переступаешь, когда сильно хочешь жить. Чтоб сильно хотеть жить, надо любить…
СЫН: — До многого не дожила сестра. До школы, до Победы, всего восемь месяцев не дожила до возвращения отца. Отец вернулся домой прямо из госпиталя, после тяжелого ранения. Со станции его привезли на санитарной машине — он не мог передвигаться сам. «Больно плох Павел, — сказали о нем пожилые женщины в поселке. — Не жилец он на белом свете».
Читать дальше