Марк Еленин - Добрый деловой человек

— Я проверял — восемнадцать.

— Черт его дери, сель этот!

— Осенний сель — редкость. Они чаще весной. И мне сель — как камень на голову.

— Что уж, ничего не скажешь!..

Богин был недоволен разговором и собой. И всем происшедшим ночью — развалом, убытками, тем, что погиб человек. Неожиданно недовольство персонифицировалось: Базанов, старый азиат. На миг мелькнула даже мысль: «Почему не упредил, не сориентировал? Может, хотел испытать? Выставить перед подчиненными в смешном виде? И этот дизелист погибший… Если разбирательство — не обеспечил, недоглядел начальник строительства». Богин сразу же отбросил эту мысль, но недовольство Базановым осталось, запало в душу, залегло где-то в самых ее тайниках, в самых дальних закоулках. Он, конечно, и виду не показал и по поводу «газика» разговаривать больше не стал, но смутное недовольство Базановым осталось…

С этого селя и началось выдвижение Матвея Васильевича Шемякина, максимально приближенного к особе начальника строительства. Тихий, казалось, поначалу, приветливый и скромный — мухи не обидит, за товарища строителя последнюю рубаху готов отдать. А ведь как быстро рос и менялся этот человек, назначенный заместителем начальника Первого строительно-монтажного управления. Просто уму непостижимо.

Прошло полгода всего…

Азизян вернулся с промплощадки. Он заменял там местного главного диспетчера, которого вывел из строя приступ, а затем и операция аппендицита. Рассказывая Базанову о тамошних делах, не забыл упомянуть и о товарище Шемякине, любимце самого «императора» Солнечного.

— Шемякин? Какой это Шемякин? — не сразу и вспомнил Базанов. — Тот, что в сель мотался и кричал больше всех?

— Да, да, да! — зло воскликнул Ашот. — Тот, кого и ты поддержал в свое время. Замначальника СМУ теперь! Но не просто замначальника! Он берется за такие дела, что остается назначить товарища Шемякина начальником всего нашего строительства.

— Не понимаю.

— А я Богина не понимаю! За что он любит Шемякина? Почему он любит одного Шемякина? Все об этом говорят!

— Любви, как говорится, не прикажешь. Да и пусть любит. Ты-то чего разволновался?

— Работать с ним людям плохо. Увидишь, и ты разволнуешься.

— Тебе поручу, ты и разбирайся.

— Я?! Я один, а их двое: Богин и Шемякин, и оба двадцати стоят.

— Шутишь?

— Нутром чую: беда будет.

— Нутром, брат, маловато. Голова нужна, если разбираться придется. — Глеб улыбнулся непосредственности и открытости чувств своего заместителя. — Ты говоришь, их двое. А нас, коммунистов, больше тысячи, да три десятка в парткоме, забыл?

— Я не забыл, эх! Но и ты не забудь, присмотрись, понимаешь, к этому Шемякину, присмотрись, очень тебя прошу! Хоп? Я тебе сигнализирую.

— Хоп, ладно, — кивнул Глеб. — Не волнуйся, присмотримся сообща.

«Еще одна проблема на стройке — Шемякин», — подумал он.

Снова и снова мысленно возвращаясь к селю, Глеб ни разу не вспомнил при этом Наталью Петровну Морозову и тот их разговор в ресторане, когда он рассказывал ей о селях, отводящих дамбах и прочих мерах борьбы с камнегрязевыми потоками. А вот теперь вдруг вспомнил… Ашот — Шемякин — сель — ресторанный разговор — Морозова… Ассоциации!.. Умудренный опытом азиат — черт бы побрал его совсем! — увидел красивую женщину, распустил павлиний хвост, накликал беду. Накликал, точно! А сель тут как тут: застал их неподготовленными, нанес удар по промплощадке…

Давно не думал Глеб о Морозовой — с самого отъезда из Ленинграда, пожалуй. Забыл, вычеркнул из памяти, как и она его, очевидно… И вот вспомнил — в самое, казалось бы, неподходящее время, в парткоме, думая о Шемякине… И очень четко представил ее, красивую, самоуверенную, спокойную. Как идет она по коридору института, разговаривая с Яновским. И вдруг остро пожалел, что не было ее тогда здесь — среди хаоса, разрушений, промокших и усталых людей: как бы она вела себя той ночью?.. А потом, удивившись самому себе, пожалел и о том, что нет ее здесь сейчас…

Матвей Васильевич Шемякин был, несомненно, незаурядным человеком. Правда, говорили про него много неприятного: и в подхалимстве замечен, и с подчиненными груб и заносчив, администрировать любит, и приказы отдает порой, свидетельствующие о незнании строительного дела. Но все — и осуждающие, и относящиеся равнодушно — отмечали его организаторские способности. Шемякин, легко сводя, как говорят, небо и землю, мог сделать все, что угодно, достать все, что угодно, стать полезным и необходимым кому угодно. Узбеки про таких говорят: «Он, если захочет, и солнце с неба снимет».