— Спокойной вам ночи, Наталья Петровна, — сказал Базанов. — Жаль, поздно и я не познакомился с вашим Антошкой.
— Да, — безразлично отозвалась Морозова, внутренне готовя себя к обороне, которая была ею продумана.
Но он не сказал больше ничего, и тогда Наталья Петровна спросила, где он остановился, и, узнав, что у друзей на Васильевском, обеспокоилась вдруг, как же он доберется туда.
— Не беспокойтесь, — сказал Базанов твердо.
Она успокоилась сразу и даже испытала, пожалуй, некоторое разочарование. И неожиданно для себя пригласила его подняться: по квартирному телефону они закажут такси, и минут через двадцать-тридцать он спокойно поедет. И приводя свои аргументы и стараясь убедить его, уже чувствовала, что он откажется. И улыбалась про себя радостно, потому что начинала понимать этого человека…
Так и случилось. Потоптавшись, Глеб сказал:
— Ну зачем, Наталья Петровна. Всю квартиру перебудим, неудобно. Доберусь. Может, попутную схвачу, а а то и ножками. Я ведь геолог — в прошлом, правда, — но это не самый дальний мой маршрут. Так что до завтра. А может, и в Азии еще встретимся. — И повторил: — Спокойной ночи. Спасибо вам за вечер, за все.
Она протянула ему руку, и Базанов, неумело взяв ее, поцеловал. И, не оборачиваясь, зашагал к Невскому. Наталья Петровна, стоя на приступочке, смотрела ему вслед. Она увидела, как Базанов поднял руку и, громко свистнув, задержал непонятно откуда появившуюся «Волгу». Машина остановилась. Базанов плюхнулся на заднее сиденье, хлопнул дверкой, и автомобиль исчез. Пропал. Сгинул. Словно по мановению волшебной палочки иллюзиониста Эмиля Кио, растворился, унося с собой Базанова. Можно было вполне подумать, что эта «Волга» незримо сопровождала их весь вечер, караулила этого странного и так не похожего на всех ее знакомых человека. Может, действительно его охраняют: стройка важная, а он занимает большую должность? Да нет, бред какой-то! Придет же в голову…
Наталья Петровна вздохнула и начала подниматься по лестнице. Ей уже не хотелось разбираться в своих чувствах к этому Базанову: он сел в машину и уехал, умчался из ее жизни. Но где-то подспудно, подсознательно зрела мысль о том, что в чем-то ее обманули…
А Глеб ехал в машине и думал об Асе.
Приближалось время разводки невских мостов, и шофер гнал как оглашенный. Дома в зыбком, размытом сиреневом свете сливались в темную и пеструю ленту, мелькали, смазывались. Улицы были пусты — ни людей, ни машин.
Глебу казалось, он мчится в прошлое…
Через два дня Базанов уезжал в Москву. В эти дни, проведенные в проектном институте, он не встречал Наталью Петровну ни в коридорах, ни в кабинете Попова, ни в столовой во время обеденного перерыва. И спросить о ней постеснялся. И вот теперь, вспомнив об этом под вечер, в самый неподходящий момент предотъездной лихорадки, он пожалел, что так и не узнал, поедет ли она в Азию, пожалел, что просто не попрощался. А кто знает, увидятся ли когда-нибудь? Симпатичная, умная женщина — жаль, если она не приедет в Азию. Разговоры разговорами, но ведь можно проектировать Солнечный, сидя в своем институте с девяти до пяти, спокойно укладываясь в плановые сроки. А по вечерам в обществе Осиных приятелей и Яновского прокручивать магнитофонные ленты. Или сидеть на «крыше» с командированными откуда-нибудь с Кавказа или с Севера. Гулять за полночь по питерским набережным или проспектам. И совсем не торопиться домой…
Вспомнив Наталью Петровну, ее чистые глаза, тяжелый узел золотых волос на затылке и светлый венчик надо лбом, Базанов подумал — не мог не подумать! — о ней с чувством тревожным, даже неприязненно, но тут же отбросил все эти мысли и приказал себе не думать об этой Морозовой.
Трудным было прощание с теткой Дашей: это было прощение навсегда. И старуха, и Глеб знали это. И тут уж ни сказать, ни сделать ничего нельзя было. Что сделаешь? Что скажешь?
— Огарок я. Огарок и есть, — несколько раз спокойно повторила старуха. — Догораю, Глебушка. Чадю. И горевать тут нечего, — она обняла Базанова и заплакала тихо и безутешно. Расцеловала его трижды и ушла, легла, затаилась в своей комнатке.
Несмотря на сопротивление, мальчишки — не без нажима родителей, вероятно, — вызвались ехать на вокзал и проводить дорогого гостя до вагона. Обнявшись с Глебом, Вася сказал:
— Что ж, опять на двадцать лет исчезнешь, Семеныч? Нам с тобой такие сроки не годятся, дружище. Приедешь, ан никого и нет: свезли в места отдаленные ногами вперед.
Читать дальше