Марк Еленин - Добрый деловой человек

— Ты что это? — строго спросил Вася. Анюта виновато пробормотала что-то неразборчивое, невнятное, и муж еще строже переспросил: — Чего это еще жалко тебе? Мебели? Тряпья?

— Всех, — сказала Анюта, тыльной стороной руки вытирая глаза, но не успокаиваясь и продолжая всхлипывать. — Всех, Васенька. Дружков наших и родственничков, что не дожили до этого вот дня, не сели с нами за стол.

— За погибших и умерших выпить надо, — рассудительно и по-прежнему строго сказал Вася, разливая всем остатки водки. — Память о них вечно среди нас должна остаться. А мы помрем, вы должны о них помнить, — кивнул он в сторону ребят.

Чокнулись. Выпили. Помолчали.

Будущий геолог Саня умоляюще смотрел в рот Базанову. Несколько раз он приставал было к нему с вопросами, но каждый раз либо отец, либо мать обрывали его. А теперь в наступившей тишине, увидев обращенные к нему глаза, Глеб понял: настало время рассказа, его ждут все сидящие за столом. Ведь было за эти два десятилетия всего несколько писем, поздравительных открыток, телеграмм, и его друзья действительно мало знали о нем, да и как расскажешь им обо всем, с чего начнешь? Какой болью, какой радостью поделишься прежде всего? Рассказать, как погибла на Памире Ася? Но они даже не знают, что он был женат, помнится, он и не успел сообщить им об этом… Как искал он в пустыне золото и как его наградили орденом Ленина? Но этим-то он занимался почти все двадцатилетие, что они не виделись, и рассказывать об этом придется так, что потребуется еще двадцать лет, или не рассказывать вообще. Жаловаться на инфаркт, что свалил внезапно и сорвал жизненно важные планы? Но ведь Глеб благополучно выбрался из болезни и, хоть навечно расстался с геологией, стал заниматься другим нужным людям и стране делом — строить комбинат и город при нем. Рассказывать им о Солнечном? Но будет ли им это интересно, думал Глеб, продолжая мучительно искать тему разговора под удивленно-вопрошающими взглядами своих друзей. И тут пришла неожиданно на помощь тетка Даша, поинтересовавшись, а какие такие дела и добрые ветры, собственно, занесли его в родные края. Глеб ответил: город в пустыне. Но не тот, который уже строится вкривь и вкось, а иной, будущий, замечательный.

— Расскажите! Расскажите! — закричали Нина и Саня.

И Глеб, сдавшись, принялся говорить о городе — каким он виделся ему.

— Все так интересно, что и мне захотелось жить в этом городе, — сказала Нина.

— И я почти начинаю жалеть, что не стал строителем, — снисходительно заметил Сеня, филолог.

А Саня, будущий геолог, засмеялся:

— Они лирики, дядя Глеб. Импульсивные лирики. Не очень доверяйте им. Пока они станут собираться, я буду работать у вас. Вот посмотрите!..

Анюта постелила Глебу на диване в столовой. Это и теперь была парадная, праздничная комната. И на новом диване, матрац которого был обернут прозрачной пластикатовой пленкой, никто, конечно, еще не спал. Базанов оценил широкий жест Анюты, хотя лежать было не очень удобно: упругая, целинная поверхность дивана пружинила, точно батут, крахмальная простыня скользила при каждом движении и норовила сползти на пол.

Глеб раздумывал о завтрашних встречах в проектном институте: о том, что и там придется ему рассказывать о будущем городе, но зажечь своими идеями архитекторов будет неизмеримо труднее, чем детей Васи и Анюты; архитекторы видали разные города, разные проекты и разных прожектеров. Как отнесутся они к его мыслям и предложениям? Как передать им свою убежденность, уверенность в том, что будущий город Солнечный должен в полной мере оправдывать свое название? Не спалось. Он полез было в портфель за снотворным, но тут тихонько подошла тетя Даша, присела, спросила грустно:

— Завтра, поди, и съедешь, опять улетишь в свои Азии?

— Буду стараться, — так же тихо ответил ей Глеб.

— А торопишься-то чего?

— Дела, тетя Даша.

— Не увидимся мы больше с тобой, Глебка.

— Ну вот — придумала. Чего это ты?

— Знаю, засиделась, Глебушка, я на этом свете. Петр Никифорович, муж мой, и все товарки мои давно там, заждались. Да и я устала, признаюсь. Если б не Вася с Анютой, давно бы померла. А знала, нужна им — держалась. Нинка-то и моя, словно я родная бабка ей. Приятно — может, и от меня что хорошее к ней перешло. Хорошая семья вся, цельная, работящая — сам видишь. И меня поддержали они в моей-то старости. Так что, считай, квиты мы. Тебя вот мне жалко.

— Почему же, тетя Даша, жалеть ты меня вздумала?

— Одинок ты в семейном смысле. Неухожен. А вот почему — понять не могу: красивый, видный и пост, как я поняла, соответственный занимаешь.