Виктор Баныкин - Ранняя осень

Вот почему меня всегда тянет осенью в деревню. Здесь прощаешься с летом, здесь раньше, чем в городе, встречаешь зиму.

Как-то в начале ноября вдруг повалил густущий снег. Целый день с неба падали и падали пушистые хлопья — словно белые бабочки.

В ночь ударил мороз. Снег не растаял. А потом в течение недели раза три еще перепадал снежок. И уж думалось: неужто затвердевший сахаристой корочкой снег этот так и не растает? Неужто так прочно, по-хозяйски, водворилась в наших краях зима?

Совсем незаметно подкрался декабрь. Как-то поздним вечером перевертываю листик календаря и слышу: в окно кто-то с яростью бросил горсть дробин. Заглянул за полушторку, а стекла в уличной раме все рябые от прозрачных слезинок. И в каждой слезинке крошечный золотой бусиной отражается уличный фонарь.

Все сильнее и сильнее барабанил в окно дождь. В желточного цвета кругу от уличного фонаря осевший снег уже плавился, словно воск.

Наутро пошел я погулять в стоявший за домом лесок. Под ногами чавкала жирная вязкая грязь. Глядел на раскисшуюся по-весеннему дорогу и недоумевал: а был ли снег в самом деле? Всюду вокруг порыжелые поляны, весело зеленеющие сочной травкой бугры и фиолетово-коричневые пласты чернозема.

И лишь в лесочке под деревьями таились рваные грязно-серые лоскутки еще не истаявшего снега. И уж как-то не хотелось смотреть на эти неопрятные лоскуты-ветошки.

Вдруг сквозь перепутанные голые ветки засквозило синее-синее — апрельское — небушко. А когда я вышел на полянку, проглянуло и улыбчивое, прямо-таки знойное, солнце.

В последнюю неделю марта солнце совсем не показывалось. Но теплые южные ветры чуть ли не весь снег растопили в городе. Проказливые мальчишки бегали в школу без пальто, с открытыми головами.

А когда пришагал апрель, нежданно-негаданно нагрянули крутые ночные заморозки.

С нетерпением ждал выходного, чтобы с первой электричкой отправиться за город. Тянуло побродить по весеннему лесу, навестить безымянную капризную речку, вилявшую по опушке березового колка.

Еще не было и восьми, когда сошел я на знакомой станции — совсем пустынной в это бодряще-морозное утро. Скрылся вдали за рыжим увалом громыхающий поезд. Опустилась на землю благодатная тишина. И услышал я радостно звонкую песенку зяблика. Крошечная пичуга с блекло-кирпичной грудкой сидела на телеграфном столбе и с упоением славила восходящее светило.

Березовая роща начиналась в нескольких метрах от железнодорожной линии.

Шагал по ноздреватому, скованному морозцем снегу с глазурованными ковригами, обходя затянутые слюдяным ледком лужи. Между молодыми березками — такими по-весеннему праздничными, как бы старательно умытыми, тянулись серебряные, точно в январе, лыжни.

Вскоре я вышел к вертлявой речке, пока еще не набравшей силы, больше похожей сейчас на ручей.

Глинистые берега были обрывисты. Тот — правый откос находился в тени, опоясанный у самой воды ледяным сверкающим припаем.

Не спеша пробирался над обрывом, то и дело глядя на омываемые бурным потоком валежины-удавы, лобастые валуны, неведомо откуда здесь появившиеся. Радовался первой травке, возможно, лишь накануне проклюнувшейся на пригорке у старой березы.

А спустя какое-то время увидел чудо: ледяную бородищу. Она свисала с обрывистого мыса над говорливым потоком. В этом месте еще вчера сбегали обильные ручьи. Когда же под утро окреп ночной морозец, эти хрустальные струи заледенели, превратясь в широкую — лопатой — бороду сказочного великана.

Пройдет час, другой, повернет на юг апрельское солнце, и в его прожигающих насквозь лучах истает сказочная борода.

Весь сад вкось пронизан золотыми копьями. Брел Костик по фиолетовой тропинке и все закрывался рукой от солнца, стремившегося заглянуть ему в глаза. Большое, ясное, оно все ниже и ниже склонялось к забору.

Вдруг Костик остановился. Дорогу ему преграждала низко свисавшая над тропой тяжелая вишневая ветка с крупными ягодами. Одну из вишенок, заглядевшуюся на Костика, насквозь пронзило острое солнечное копье. И ягодка вся огненно пылала. Посмотрел Костик на вишенку пристально, чуть щурясь, и рот разинул. «Что я вижу! — подумал Костик. — И почему я раньше… я никогда в жизни еще не видел такое!»

Ягодка прозрачно сверкала, как бесценная рубиновая горошина. Костик отчетливо видел внутри ее багряное зернышко, видел он и пунцовеющие пузырьки, словно плавающие в горячем сиропе. Нет, это не пузырьки, а тонюсенькие жилки, перепутанные между собой как нитки.