Владимир Ухли - Шургельцы

— Нашелся начальник! На вот, веди сам на ферму!

Женщина бросила грязную веревку прямо на Ванюша и пошла прочь, в темноту.

— Не бросай его, волки съедят.

— Волкам тут есть нечего, волки не дураки, — все ворчала женщина. — Нашелся начальник — не бей, говорит. Масло-то, молоко небось любите. А вот попробуйте, помучайтесь, как я, тогда узнаете.

Женщина ушла, а Ванюш остался один около дрожавшего теленка. Мокрый, грязный, в темноте теленок показался ему меньше овцы. У него не было сил даже мычать, только дышал тяжко, со всхлипом. В лунном свете поблескивали испуганные фиолетовые глаза. Ванюш стал гладить малыша, он потянулся доверчиво, пошевелил коротким хвостом, шагнул, пошатнувшись. Мокрым носом стал тыкаться в гимнастерку.

— Обессилел ты, маленький, — Ванюш вытащил из кармана пресные лепешки, протянул теленку. Тот и не понюхал. — Молока бы…

Ванюш засучил рукава, начал растирать ему ноги. Малыш переминался, тихо шевелил ушами — нравилось ему.

— Идем домой, идем. Надо до села добраться…

…Ночь. Второй раз запели петухи. В большом селе тишина. Лишь в одной избе не гаснет огонь, открывается дверь, скрипит калитка…

Наконец-то перед домом послышались шаги. Он! Проворнее молодой Спани выбежала во двор.

— Сынок, что это?

— Теленок, мама, совсем ослаб. В болоте тонул.

— В теплый хлев поставим, — заспешила мать, — а овец во двор выпустим.

— Вот и хорошо, мама, — обрадовался Ванюш.

Теленка повели в хлев. Мать сделала теплое пойло, дала корм.

— Ванюш, зачем же вызывали тебя? — спросила Спани, подавая сыну умыться.

Ванюш только было начал рассказывать, да теленок замычал в хлеву, громко, радостно. Спани улыбнулась, вышла в хлев, а когда вернулась, сын крепко спал, лежа поверх одеяла. Спани осторожно стянула с него сапоги, уложила, укрыла своим одеялом, совсем как раньше, давно. Да так и просидела до рассвета, не спуская глаз. И радовалась и плакала. Больно уж на отца был похож.

Наступило утро. Она умылась, прибралась, стала готовить завтрак. Тут и Ванюш глаза открыл.

— Утро уже, мама? А я ведь только на минуту…

— На доброе здоровье, сынок, — засмеялась Спани. И не скажешь, что ночью не спала. Помолодела будто на десять лет. Радость все красит.

— Ванюш, а теленок-то колхозный! Я его теплой водой вымыла, ну и признала: наш это теленок, слышишь?

— Слышу, мама.

— Чего же молчишь?

— Жестокий человек хотел его в болоте бросить! Ведь его б засосало.

Потом сказал, негромко, осторожно:

— Мама, а я буду на ферме работать.

— Во-он зачем вызывали тебя в район… Не вместо ли Матви Капитуна? Эх, сынок… Сидоровы очень злые. Из ненависти могут не знай что сделать.

— Мама, в селе не только они. Много добрых людей. Так ведь?

— Так-то оно так, да только кто работал на ферме, добром никто не уходил.

Ванюш ничего не сказал, вышел в хлев навестить теленка. Подошла и мать.

— Поправится, есть стал, — сказала она.

— Если ухаживать, любая скотина поправится.

— Так-то оно так, да в колхозе-то их много, а кормов, сам знаешь, нет.

Рассвело.

— Какая погода хорошая, сынок, непохоже на осень, — радовалась Спани.

— Солнце меня в первый день работы встречает. Хорошо это, мама.

Длинная ночь прошла. Солнце взошло из-за осеннего яркого леса, осветило Шургелы. Лучи заиграли на воде реки Тельцы, разрезавшей село на две части. Недалеко от реки — ферма.

Во дворе у колодца с журавлем толкались телята. Видно, очень хотели пить — вытягивали шеи, поглядывали на растрескавшееся корытце.

В углу к забору примостился маленький бревенчатый дом, оттуда доносились женские голоса.

У дверей коровника, на подстилке из свеженакошенной травы, спал кто-то покрытый серым кафтаном. Три теленка старались выдернуть траву из-под неподвижного тела. Спящий невнятно пробормотал что-то, повернулся на другой бок: телята, тесня друг друга, попятились назад.

В ворота вошел Ванюш с матерью. Спани в фартуке несла свежую траву. Ванюш вел на веревке теленка.

— Где ветеринар? Разве скотина виновата? Стыдно бить такого маленького, — говорила Спани необычно для нее резко и громко.

Спавший около коровника вскочил, завернул в кафтан траву, на которой лежал, быстро забросил ее в хлев, скрылся за дверью.

— Чего раскудахтались? — закричала выскочившая невесть откуда сухопарая женщина. — Этот теленок — паршивец, весь в свою мать. Его с огорода недавно пригнали, чай, помнишь?