Олег Стрижак - Долгая навигация

Распаренный боцман лежал, откинув плюшевую занавеску, в белой маечке на койке и, насупясь, читал. Говорили, что до призыва, до сорок второго года, он был учителем в начальной школе, и всем на «полста третьем» это казалось забавным.

— …Что надо?

— Товарищ мичман. По кораблю должен заступить.

— Заступай, — сказал боцман и перевернул страницу. Книга была обернута в успевший засалиться лист вахтенной ведомости, но Шурка знал, что это — «Джен Эйр», которую боцман ночью забрал у Крохи: «Бессонница у меня. А тебе на вахте читать не положено».

— Два наряда имеешь?

— Имею, — сказал Шурка.

— Заступай.

В каюте стояла полутьма. Сразу за иллюминаторами темнел глухой борт «сто восьмого», меж бортами фыркал отработанный пар. Иван намудрил с цистернами, корабль приобрел ощутимый, градуса в два, крен на правый борт. Ночная лампочка светила на боцманскую грудь — просторную, как письменный стол.

— …Тя-же-ло? — ехидно спросил боцман.

— Нет, — разозлился Шурка. — Не тяжело. — Поднял выгнутую ладонь к берету: — Разрешите идти?

— …Кто за тобой, — рассеянно, зевнув и не отрываясь от книги, спросил боцман, — по графику-то?

— Старшина второй статьи Колзаков.

— Если он не возражает — добро…

Выходя, Шурка едва не сшиб Димыча. Брякнула коробка с «фильмой».

— Что?

Дима виновато сморщился:

— «Далекая невеста».

«Невесту» с начала навигации крутили раз десять. Снова будет белая от солнца Средняя Азия, снова девушки, утомительно распевая, будут ткать ковры с розами и хорошие люди в тучах белой пыли будут выигрывать скачки на замечательных скакунах.

— Брось ты… Хорошее кино.

— Двадцать фильмов базовый прокат дает, — закричал Дима с давней, незаживающей обидой, — на три месяца, на всю бригаду! А в бригаде — киноустановок!.. А что на «Трембиту» выменяешь?..

— Брось. Обед тебе на камбузе оставили, на плите. Иди, пока Иван не сожрал.

Поднявшись в ходовую рубку и шлепнув фамильярно по холодной лысине бесполезный на стоянке машинный телеграф, Шурка толкнул сверкающую надраенной латунью дверь штурманской рубки:

— Добро войти?

Сколько вахт они отмотали на пару с Блондином, сколько Вовка учил его стоять на руле и старпом — возиться с прокладкой… Здесь его принимали как родного, тем приятнее было спросить разрешения. Хозяин поста есть хозяин, а флотская вежливость прежде всего.

Блондин отмахнул короткий, пушистый после мытья чуб, любезно усадил на старый кожаный диван, предложил папиросу. Он понял, конечно, с чем Шурка пришел, но из вежливости сначала поговорили о том и о сем, о полученных утром новых штурманских картах, среди которых, между прочим, были карты района Сорочьей губы — не загреметь бы туда на всю зиму…

— Вовик! Сделай доброе дело. Заступи нынче. А я завтра.

Вовик сидел в чистейшей выглаженной робе; полтора часа до приборки он хотел почитать, там прогуляться в увольнение, потанцевать, сладко выспаться (в воскресенье подъем производится на час позже) и от души прожить праздничный день. И надо же — опять «рцы» на левую руку, звонки давать, гонять приборщиков…

— Шура. Я думал, ты — человек…

— Ладно, — Шурка протянул крепкую ладонь.

— А ты… Не стоит благодарности.

Шурка с сожалением загасил папиросу. Черта с два бы Блондин согласился, если б не гонки. Но если б не гонки — он и просить бы не стал. Спустившись к шлюпке, присел на корточки, начал шкуркой проглаживать уже отгрунтованный руль. А Блондин дождался четырех пополудни, команды по трансляции проводить инструктаж, бросил «Капитана Блада» в стол, прихватил в рубке дежурного папку инструкций и с самым мрачным и сонным видом явился в торпедную мастерскую, где, рассевшись, болтая ногами, галдела заступающая, вахта.

— Встать. В шеренгу становись. Имею сообщить, что праздника для вас не будет: дежурным буду я. Справа по одному. Изложите свои обязанности.

…К началу приборки днище привели в порядок. Оставалась комплектация. Настроения не было, несмотря на то что дождик унялся. По трансляции объявили переход с ноля часов на форму одежды «два».

— С ума посходили, — нерадостно сказал Кроха.

— А, — махнул Иван. — На День Флота в ней выползешь, а с ноля часов снова отменят.

— Волки пускай в ней ползают, — огрызнулся Кроха. В форме «два» покрасоваться он любил и белую форменку накрахмалил еще вчера.

Про форму «два» все знали и были готовы. Дивизионный писарь Мишка, загодя печатавший на своей машинке все приказы, совершенно точно сказал, кому присвоят очередное звание, форменки лежали в рундуках уже с новыми погонами, перехваченными резким блеском галуна.