Еще до завтрака постучался к ним в палату Толя. «Вам кого?» — крикнула неодетая соседка. «Мне девушку, — Нилой зовут, тихонькая такая, все спит». «Вас?» — спросила одними губами удивленная соседка. «Муж. Чудит», — успокоила ее Нила. «Я насчет абажуров, там абажуры в море плавают — двухцветные». «Почем?» — подыграли женщины. «Если поймаете, совсем недорого. Дешевле бураков».
А в море, в самом деле, плавали двойные абажуры — плыли куполом вперед, провертываясь и шевеля истончающимися краями, зеленоватые, желтоватые, голубые, розовые, фиолетовые огромные медузы. Плыли небыстро, но неуклонно и пропадали в глубокой, ямистой полосе недалеко от берега. «Профсоюзное собрание у них», — говорил, весело ее обнимая. Толя. Нила смотрела на этот парад медуз и оглядывалась на горы, тут ли они еще — неужели всё сразу? Но все было именно сразу в эту осень на берегу южного моря: неопавшие листья на деревьях, нервно перебирающие пальцами-листьями пальмы, павлины с роскошными веерами хвостов, плавали в озерце узкоглазые, длинноносые лебеди, отгребая воду в мглистой глубине простецки-красными лапами, плескало море, скрипели чайки, пели птицы, оранжевыми шарами висела на голых ветках хурма, светились меж порыжевших листьев мандарины.
На смену сну в Нилиной жизни пришло сладостное дыхание. «Подожди», — говорила она первое время Толе, когда он хотел обнять ее. Но шелковые, нежные ночи тревожили ее. И уже не он, а она в темной аллее, куда сворачивали они от людей, обнимала его и горячело его тело в ее объятиях, и не было сил оторваться друг от друга.
Предлагали им соседи по палате оставить их одних на условленные час-два, но они стеснялись. И — не вытерпели, на неделю раньше вырвались домой и, не сообщив никому о раннем своем приезде, не забрав у свекрови дочь, заперлись на несколько дней, не откликаясь на звонки. Была, была и в их жизни медовая неделя! А потом сгладилось, затянулось. Вернулись заботы, болезни. А там и Толи не стало. Что ж теперь локти кусать!
* * *
Дочь жила с семьей отдельно. Сказала: «Дальше живем — ближе будем. Тем более с твоими нервами, мама». Нила тосковала, потом привыкла.
Прошла в ней нужда, необходимость — значит, это уже старость подходила, полагала она. И вот все больше хотелось ей побывать в том поселке, где прошло довоенное детство, побывать на озере, долгие годы снившемся ей. Казалось, там она встретится с теми, кто навсегда ушел, уплыл от нее, и вернется домой просветленная и спокойная — доживать: кому счастливые детство и молодость, кому спокойная, ровная старость. Раньше-то и думать не смела: всегда на что-нибудь не хватало денег, всегда кто-нибудь — семья, профсоюз, дочь или сад — распоряжались ее отпуском. А тут подкопила деньжонок и, никому не сказав, — говорить о том не хотелось, как о поездках на кладбище к Толе, — оставив на всякий случай в двери записку, что будет через неделю, уехала.
Она не узнала того поселка, в котором ходила в магазин «на углу» за руку с отцом. «В далекий край товарищ улетает». Не нашла она и самой улицы, на которой жили они. Поселок в войну сильно порушили, а потом он отстроился заново, не щадя заскорузлых домишек и запущенных бульваров, — «любимый город в синей дымке тает: знакомый дом, зеленый сад и нежный взгляд». Но озеро — озеро не могли ни разбомбить, ни застроить. Она спросила, как пройти к озеру.
Не было лугов по дороге к озеру, не было полей, не было глинистой тропинки. Сплошь тянулись дома и заборы, да палисадники меж проезжей улицей и тротуарами. Дома были богатые, кирпичные, с тюлями на окнах, с люстрами в глубине. И у нее, и у дочери, и у брата с сестрою были тюли и люстры. Совсем к озеру дома, правда, не подступали, какой-то чахлый, молодой лесок отделял городок от пляжа с уже мокрыми от ранней непогоды лежаками и грибочками. Но дети, не так много, но все же бегали у воды, надсадно, как чайки, кричали о чем-то своем. Не сразу взглянула внимательно Нила на озеро — все словно боялась, ленилась сердцем, хотя уже знала, что озеро не то. Может, неправильное время года для поездки выбрала, а может, раньше нежили озеро поля и травы. Теперь же и яркие грибки не красили его. Раньше озеро как бы охватывало землю. Теперь земля и заводы теснили озеро. Оно и обмелело, наверное. Не могло быть, чтобы в детстве края его по бокам не проглядывались, а теперь оглядны оказались. Дальний край озера и сейчас уходил в горизонт, но простора уже как бы и не было.
А воздух возле озера все равно был хороший. По воде капал редкий дождь, но Ниле не хотелось торопиться. За тучами далеко, не просвечивая, обозначало свое место солнце. Уже и радуга как бы дрожала, проступала в воздухе. Хорошо, хоть и ничего не хотело напоминать ей озеро.
Читать дальше