Наталья Суханова - Вода возьмет [СИ]

Много лет спустя приехала Нила в ту деревню, где жили они в первый год войны, где весной похоронили они маму. Нила не надеялась найти надпись на могиле, но хотела хотя бы побывать на том кладбище. Кладбища не было — его разбомбили в сорок втором. А потом застроили. У Нилы не было могил близких. Никто не знал, где их останки. Возможно, не было и останков.

Из детского дома Нила ушла работать на фабрику. Здесь на проходной заметил ее Толя.

— Эта девушка, — сказал он громко своему товарищу, — будет моей женой.

— Вот еще! — сказала за Нилу ее товарка.

Через несколько дней Нила увидела Толю в клубе на танцах. Он улыбался ей несколько раз издали, хотя она отворачивалась. Но не подошел и не пригласил. Он приглашал других девушек и вертелся с ними напротив Нилы.

Пригласил он ее на следующий раз. Танцевал с ней невнимательно — кому-то махал рукой, улыбался то в одну, то в другую сторону. Он думал, наверное, она от радости танцевать с ним сбивается с ноги, а она сбивалась от злости.

— Немного потренироваться надо, — распорядился он, подводя ее к месту.

— Вот еще! — сказала на этот раз уже она сама, и он кивнул одобрительно, словно именно он научил ее держаться независимо.

Следующие танцы его в клубе не было. А еще на следующие он подошел к ней и спросил будто бы строго:

— Потренировалась?

— Вот еще! — откликнулась она уже привычно.

— Правильно, — сказал он, — но однообразно.

В этот раз он пошел ее провожать, хотя Нила заявила: не требуется. Он на ее слова вообще не обращал внимания. Да и провожал он ее несерьезно: шел рядом, а трепался с другими девчонками и, смеясь, обнимал их. Она перешла на другую сторону, подальше от него. Он вроде и не заметил, а потом завертелся, как бы разыскивая ее:

— А где такая тихонькая? Нилой зовут. Она моей женой будет.

— Не ходи за мной! — крикнула она, сворачивая к общежитию. — С тобой ходить — только позориться.

— Вот те на! А как же ты моей женой станешь?

— А вот фига! — крикнула она, уже совсем обозлившись. И опять он смеялся, чему-то радый:

— Не стыдно так выражаться? Это мне с тобой ходить стыдно!

— И не приглашай меня больше!

— Сколько?

— Чего сколько?

— Сколько не приглашать?

— Никогда.

— Ладно, — сказал он, — даю тебе две недели отдохнуть от меня. И не подходил. Когда он являлся на танцы, девчонки толкали Нилу:

— Смотри, твой идет.

И когда он останавливал взгляд на ней:

— Проверяет, нет ли парня возле тебя.

— Нашелся проверяльщик! Нужен он мне!

Но уже не злилась на него по-настоящему, уже и для нее становилось это игрой.

А когда через две недели пошел он ее провожать, у стены общежития сказал он ей:

— Ну что ж, пора мне, наверное, тебя поцеловать.

— Только попробуй!

— А не заржавеет!

Целоваться ей понравилось. Была она те недели перед регистрацией, когда всем общежитием подрубали они платочки на их свадьбу, как в тумане. Боялась, как бы что-нибудь не помешало их женитьбе. По вечерам они с Толей подолгу разговаривали — тогда он был самым родным человеком. И о родных, и все о своей жизни рассказывали они друг другу. И жалел он ее — не трогал. Даже и после свадьбы не сразу тронул. Все носил ей что-нибудь повкуснее — сам не съест, а ей принесет. И ни на кого, кроме нее, внимания не обращал. Даже подшучивать перестал — так хорошо им было.

А спать с мужем ей не понравилось. Все время было больно, а ей говорили, что больно бывает только вначале. И стыдилась она людей: ведь каждый знал, чем она теперь занимается.

И ребеночка у них не зарождалось. Сходила Нила к врачу — оказалось, она давно застуженная, еще, наверное, с войны, с детства. Врач сказал: надо ей во что бы то ни стало забеременеть, родить. Лечили ее и в больницу клали. И наконец, понесла она. И Толя, уехавший в командировку, писал ей: «Гуляй и ешь. И оставь писанину. Ребенка не замордуй своими письмами».

Когда она рассказывала Толе, как убили у нее всех старших, как потеряла она младших в эвакуациях, он сочувствовал ей и советовал, куда еще написать в поисках Лены и Вовчика.

А потом стал злиться.

Нила верила в сны. И вот никогда никому о снах не рассказывала, а ему, мужу своему, доверяла вначале.

— Опять озеро приснилось, — говорила она ему. — Не знаю, с чего это. Может, что о детях узнаю. — Или — Знаешь, тетка Ганя приснилась мне. Как цветок, красивая. Господи, наверное, уже и косточки в воде сгнили.

Ее не настораживало, что Толя не откликается или заводит речь о чем другом — она и вообще-то с ним говорила, как с собой, — не ожидая ответа.