Андрейс Дрипе - Последний барьер

— А далеко и не надо, — миролюбиво говорит Зумент. — Не пугайся загодя!

— Я не пугаюсь.

— Ты парень не из трусливых. Я тебя еще в этапе заметил. Люблю таких. Сразу видать, за мокрое дело сидишь.

Валдис пропускает похвалу мимо ушей.

— Случайно подслушал или кто поднатырил? — Зумент без перехода делается жестким, в голосе слышится угроза.

— Случайно. Они сами на меня наскочили.

— Так я и думал. Растрепались, как бабы, а потом со страху чуть не наложили в штаны и бегом ко мне оправдываться. Ладно, раз узнал, так знай. Все, как они говорили, так и есть! — сегодня ночью мы этому пансионату скажем гуд бай. Хватит тут мантулить за корку. Ну, а ты что?

— Ничего. Дело ваше.

— Иностранный язык знаешь какой-нибудь? — неожиданно спрашивает Зумент.

— Английский, но неважно. — Вопрос несколько сбивает Валдиса с толку. При чем тут вдруг иностранный язык?

Зумепт стоит, засунув руки в карманы, и думает.

Поднимает голову, испытующе смотрит на Валдиса и опускает глаза.

— Экзамен сдавать не придется. Понимаешь, мы ведь по-заграничному ни бе ни ме. — И тогда, решившись, нахмурив лоб, шепотом говорит: — Давай вместе завьемся. Вместо Носа.

— Куда?

— Потерпи. Уйдем за забор — узнаешь.

— А если я не соглашусь?

— Дурак будешь. Силой не потянем. Но в таком случае постарайся забыть, что у тебя во рту есть язык.

— Я подумаю.

— Подумай, подумай, только не тяни резину. Ночью сразу после первого пересчета подрывай из отделения вместе со мной.

Зумент поворачивается и уходит. Валдис возвращается в малярку.

Пульверизатор в его руках жужжит, словно оса, и в помещении стоит белесый туман, едко пахнущий ацетоном. Вначале, несмотря на вентиляцию, по вечерам трещала голова, тошнило и в ушах звенели колокольчики, но все это давно миновало. Ацетоновый смрад стал привычным.

Работа однообразная, но Валдису доставляет удовольствие смотреть, как грубые и нескладные металлические части на глазах у него превращаются в блестящие свежей краской, чистенькие электронасосы. В этом есть что-то от волшебства, а он, Валдис, — волшебник, легким мановением руки с серебристым пульверизатором покрывающий тонким слоем нитроэмали темное железо, завершающий труд, начатый токарями, слесарями и сборщиками. Именно ему приходится ставить последнюю точку и видеть воочию результат общих усилий. Когда насос покрашен, остается стереть тряпкой солидол, которым предварительно была смазана черная металлическая табличка, на которой выбиты название машины, номер и дата изготовления. В углу на табличке стоят буквы «ТКН» — трудовая колония несовершеннолетних. Несовершеннолетние работают неплохо, спрос на насосы велик. Недаром так часто прибегает в малярку начальник производственного отдела, крепкий мужчина с одутловатым красным лицом. «Ну, сколько сегодня?» — спрашивает он и, не дожидаясь ответа, самолично пересчитывает, шевеля губами, готовые насосы. Сколько бы их ни стояло на железном полу, ему всегда мало, и он, недовольно проворчав: «Всего-то!» — вылетает в дверь и бежит организовывать и проталкивать, бранить и «принимать меры».

Сегодня раздумья Валдиса безрадостны, и работа не доставляет удовольствия. Рука движется механически, а голову заполнила гулкая и нежданная пустота. То, о чем он раздумывал бессонными ночами в камере следственного изолятора и в спальне отделения, о чем мечтал, глядя на ограду зоны, внезапно само далось в руки. Можно подумать, кто-то подслушал его тайные помыслы и, зная, что Валдису одному с этим не справиться, подослал Зумента. Пути и способы, как преодолеть рубеж между «здесь» и «там», нашли за него другие и все решили. Остается лишь дать согласие, и сегодня же ночью он станет свободным. Не будет больше ни часовых, ни запретной полосы, ни серой ограды в несколько метров высотой, что отсекает взгляд от остального мира. Валдису уже щекочет ноздри аромат хвои, он слышит журчанье ручьев по камушкам. Это ощущение порождает дивную легкость, и кажется — жужжит вовсе не пульверизатор, а собственный мозг. В голове бьется, пульсирует одна мысль, одно слово — «бежать», и Валдис больше не в силах от нее отделаться, управлять ею. «Бежать» стало больше него самого, овладело им, заставляет дрожать пальцы мелкой дрожью и сушит во рту. Надо все взвесить, попытаться спокойно обдумать, чтобы действовать разумно и хладнокровно, но мозг не подчиняется и знай шурует: «Ты можешь бежать, бежать, бежать».

Заканчивается работа, проходит ужин, раздается сигнал на вечернюю поверку, но Валдис все никак не справится с собой. Мешают шум и суета вокруг. Наконец долгожданная койка. Постепенно затихают шепот и смех, очередной обмен мнениями на тему, как ограбить промтоварный магазин, и настает тишина.