Николай Павлов - Горячее лето

Лет шесть тому назад командир саперного взвода лейтенант Карпов получил роту. Разве легко было? Трудно, но все-таки, кажется, не так трудно, как теперь.

Костюк, например, умеет вести дело самостоятельно, хотя и держится как-то на отшибе. Но много ли таких? Мало. Что причиной? Плохие люди? У людей придавлена инициатива. Это горький факт. Они на постоянном поводу, под вечной опекой. А если инициативу развязать? Кстати, об этом записано в решении партсобрания.

Много размышлял Карпов в этот вечер. Он бесцельно бродил по городу, пока вдруг не остановился у входа на стадион «Спартак». Ему захотелось, чтобы из ворот сейчас вышла Тоня. Пусть даже с Вовками. Он бы подошел и увел ее с собой. Рассказал бы ей о своих сомнениях и попросил совета.

Подошел бы?

Вниз по крутой лестнице кубарем катится поджарый парень. Руки беспомощно раскинуты, медно-рыжие волосы беспорядочно разметались. А впереди и сзади, подпрыгивая, кувыркаются кирпичи, инструменты, ящики для раствора. Поверх лестницы жирная надпись — 145 %, а фигура парня — между цифрами 90 и 70.

Рисунок сделан ярко, движение передано мастерски.

Идет завершающая работа над очередным номером стенгазеты: наклейка статей и рисунков, надписывание заголовков. Мане Веткиной помогает Тоня Мироненко.

Газета им нравится. Труд затрачен не напрасно. Номер получился содержательным, злободневным. Оформлен со старанием, со вкусом. Особенно удался отдел сатиры. Первое место в нем занимает карикатура на Петра Проскурина.

— Жестокая карикатура, — говорит Тоня.

— Ядовитая.

Они продолжают клеить, писать цветными карандашами. Из-за стены слышится музыка — там занятие струнного кружка. В другой комнате репетируют пьесу. Кто-то яростно барабанит на пианино.

Сегодня Маня взволнованна. Первый номер! Наверное так чувствует себя начинающий поэт, читая свое первое напечатанное стихотворение. В газете — жизнь молодежи. Здесь все должно быть острым и правильным. Обязательно правильным. Ошибки могут болезненно сказаться на людях, на ее товарищах, друзьях.

А друзей за несколько месяцев жизни в этом сибирском городе она приобрела много. Никогда еще у Марии не было столько друзей — сослуживцы в управлении, строители завода и поселка, трубопрокатчики, клубный актив… В газете все от начала до конца о своих, о знакомых — и плохое, и хорошее.

Сквозь шум вечернего переполненного людьми клуба до Марии доносится знакомый голос. «Он пришел, он поет», — стучит сердце.

— Обидная картинка, — снова возвращается Тоня к карикатуре на Проскурина.

— Но ведь правильная? У него не только снижение, он руки опустил — вот что плохо. Заявление об увольнении пытался подать — Березов отговорил.

— Правильная… Как сказать…

— Ну, хорошо, Тоня. Я думаю, ее надо переместить вниз.

— И верно.

— Отклеивай, решено.

Тоня с трудом отодрала верхний и нижний рисунки, поменяла их местами.

Через несколько минут девушки опять заговорили о злополучной карикатуре.

— До чего же она обидная, Маня! Как на грех, и нарисована-то лучше всех.

— Обидная — ничего. Ведь справедливая?

— Сомнительно… Тревожит она меня. Петька в сущности не виноват.

«А кто виноват? — чуть не сорвалось у Марии с языка. — Карпов виноват, Хазаров, руководители стройуправления».

Дружба девушек перешагнула ту грань, до которой еще таятся друг от друга сокровенные движения души. Вскоре после знаменательного вечера самодеятельности Тоня сказала подруге о своих чувствах к Владимиру Карпову. Мария призналась, что он ей тоже нравился. Но с некоторых пор, по молчаливому согласию, девушки в разговорах между собой перестали упоминать его имя.

Мария готова сердечно посочувствовать подруге, но как это сделать, чтобы не прибавить ей боли? Счастье не имеет права уйти от человека, а человек не должен его упускать… Она снова слышит голос Федора Костюка. Он поет «Катюшу», но лучше всего ему удаются народные раздумчивые песни.

— Маня, — не подымая головы от газеты, говорит Тоня, и голос ее странно вздрагивает, — давай меня вместо Петьки поместим.

— Что, что?

— В прошлый месяц участок обязательство провалил.

— Но все-таки план-то был выполнен. Несправедливо. Как редактор, я решительно возражаю.

— И про Петю совсем несправедливо. Пойми, Мария…

— Хорошо, — решительно говорит она, — уберем?

— Уберем! — просветлев, восклицает Тоня и сразу же принимается отклеивать самую выразительную карикатуру.