Вера Дорофеева - Истории без любви

Но в то время, когда в научных журналах и с трибун международных симпозиумов многие клеймили электросварку, из нашей страны, а точнее из Киева, прозвучало спокойное и весьма доказательное мнение: «Нельзя винить в авариях только одну электросварку, а точнее, сварной шов. Прочность конструкций в значительной мере определяется качеством, структурой и чистотой основного металла».

В распоряжении сварщиков уже тогда было немало эффективных средств, чтобы воздействовать на металл шва. Сегодня с помощью современных способов сварки можно получить шов практически любого заданного состава и свойства. Но...

Вот тут-то и кончается проблема узкотехническая, представляющая интерес лишь для ограниченного круга специалистов.

Да, шов можно сделать падежным, способным выдержать колоссальные нагрузки. Но устоит ли перед ними основной материал — рядом со швом? Не даст ли он едва заметных трещин, не поползут ли по его поверхности предательские паутинки, способные со временем наделать немало катастроф и аварий? Ведь металл испытывает вблизи рождаемого шва отрицательные термические и силовые воздействия. Значит, в конечном счете все зависит от природы основного металла — его металлургической «биографии».

Мысль, высказанная в середине сороковых годов академиком Евгением Оскаровичем Патоном, казалась если и не лишенной здравого смысла, то весьма туманной. И у многих специалистов как у нас в стране, так и за рубежом в ходу был не совсем благозвучный, но достаточно убедительный термин — «охрупчивание». Так называли порчу основного металла в результате сварки. Считалось, что этого явления избежать невозможно.

Е. О. Патон, под руководством которого был разработан метод автоматической сварки танковых корпусов, отлично помнил, как во время артобстрела на полигоне от прямого попадания сдала броня, но выстояли сварные швы. Ученый четко, как всегда, сформулировал задачу: для сварных конструкций ответственного назначения нужны стали, обладающие таким составом и свойствами, при которых проклятое «охрупчивание» оказалось бы минимальным.

Сколько едких нападок, ожесточенных критических замечаний обрушилось тогда на известного ученого и его ближайших сотрудников! Говорили, что Е. О. Патон заботится о чести мундира и поэтому защищает некачественную сварку. Противниками были и металлурги, и многие специалисты-сварщики, которые считали: на сварку можно давать металл любого качества, работоспособность сварной конструкции все равно зависит только от технологии.

Но стремительное развитие науки и техники предъявило и здесь свой, особый счет. А проблема требовала стремительного и надежного решения. Академик Е. О. Патон на всех совещаниях, симпозиумах и конгрессах твердо заявлял: «Надежность сварных конструкций, как показали исследования Института электросварки, может быть достигнута путем повышения чистоты и однородности основного металла».

В Институте электросварки всегда стремились воплощать в практику теоретические заключения. Это один из краеугольных камней деятельности ИЭС, принцип, апробированный не одним поколением исследователей. Но как быть, если нет чистого, высококачественного и однородного металла, который разрешил бы проблемы надежности? Не существует пока в природе...

В 1953 году Евгения Оскаровича не стало. Надо было срочно найти человека, который смог бы возглавить этот своеобразный исследовательский центр. Назывались различные кандидатуры, в основном, со стороны.

Борис Евгеньевич Патон к тому времени не только руководил одной из ведущих лабораторий, но был еще и заместителем директора ИЭС по научной части. Он вырос в институте, знал людей, выделялся организаторскими способностями и, главное, хорошо видел перспективу — наиболее актуальные направления будущих исследований. Без ведома Бориса Евгеньевича собрались партком и ученый совет и решили просить правительство республики назначить молодого Патона директором. Составили целую делегацию. Надели все свои ордена, лауреатские медали. Внушительно выглядели. Пошли на прием к писателю Корнейчуку, который был тогда заместителем председателя Совета Министров республики и ведал вопросами науки и культуры. Слава института была достаточно громкой. Цельносварной мост через такую реку, как Днепр, убедительно говорил за институт. Надо сохранить коллектив и патоновские традиции — в этом никто не сомневался.

Вот так Борис Патон в тридцать пять лет стал директором института. Потом он был избран академиком, возглавил не только институт, но и Академию наук УССР, стал лауреатом Ленинской премии, был избран в Верховный Совет страны и республики. Одним словом, из стен института ученый вышел на большую орбиту государственной деятельности и масштабного руководства наукой...