Отиа Иоселиани - Звездопад. В плену у пленников. Жила-была женщина

В большой пещере знали, как пережил Штуте смерть Баумана. Даниэль со слезами на глазах рассказал все:

— Бедняга Клаус… Бедняга Ганс…

Но никто не слушал наивного, доверчивого Даниэля. Они видели много смертей и знали, что не так оплакивают на фронте гибель солдата. Капрал просто хочет показать, как он всех их любит. Будто и Вальтера он любил, а взял с собой не кого-нибудь, а Даниэля, потому что его легче обвести вокруг пальца.

— Смотреть было жалко, клянусь богом…

— Ладно, хватит! — прохрипел Пауль.

— В самом деле — завелся! — поддакнул Кнопс. — Знаем мы, какой он хороший!

— Ну-ка заткнитесь! — буркнул Карл.

— Я хочу сказать…

— Ты ничего не хочешь сказать!

— Ладно, замолчу, — пробормотал Даниэль, еще глубже забиваясь в угол пещеры. Он притих, но остался при своем убеждении, что если Ганс и предал их и подставил Вальтера под пулю за два котелка воды, Клауса он все-таки любил… Конечно, любил, и… Ах, ничего не поймешь: кто друг, кто враг…

«Господи, что же ты так перемешал все, что правого от виноватого не отличить. Даже если сам спустишься на землю, ничего не разберешь».

— Вам-то что делать? Нам как быть?

— На это тебе Ганс ответит! — злобно огрызнулся австриец.

— А?

— Спроси Ганса, он тебе скажет, как нам быть.

— Нет, Ганса я не спрошу.

— Почему?

— Ему сейчас не до нас… — простосердечно объяснил Даниэль.

Опять наступила тишина.

Кнопс почувствовал беспокойство: тут каждый поумнее меня, может быть, кто-нибудь придумает выход из положения.

— А что может Ганс? — нерешительно спросил он.

— Кое-что может… Но тебе не на что надеяться… Не исключено, что если горемычный Даниэль припомнит всех своих дочерей, он и сжалится над ним, не променяет на глоток воды.

— А вдруг мы ошибаемся, Пауль, грех на душу берем?

— Не говорите вы с этим придурком! — опять прохрипел Карл. — Скажите что-нибудь толковое.

— Если спросить меня… — Иоган присел на рюкзак и поморгал маленькими красными глазками. — Что тут скажешь толкового. Из этой пещеры один выход?

— Один.

— Кто его караулит? Наши враги. А кто еще?

— Знаем мы, кто еще! — не дал договорить Пауль.

— Штуте наш! — затянул свое Даниэль.

— Знаем мы, чей он.

— Кто этого не знает, — неопределенно подтвердил Кнопс.

— Никто не скажет, что нам делать. А я скажу.

— Говори, Иоган!

— У нас еще есть враг.

— Еще?!

— Мы голодны и измучены жаждой. Из пещеры один только выход, а в него лезут четыре смерти разом.

— Лежи, помалкивай, — прикрикнул на Иогана Карл.

— Мы ничего не можем поделать! Можно подумать, что их не существует и сами горы карают нас, Карл. Мы их не видим! Это ужасно.

— Брось! — отмахнулся Пауль и обернулся к маленькой пещере. — Мы видим их. Очень хорошо видим.

— Что толку от этих? Смотри, любуйся. А выстрелить хоть в одну, все четыре смерти поспешат — поторопятся сюда. Ждать не придется, можешь мне поверить. Если спросить меня…

— Ты что, не кончишь? — прервал опять Карл.

— Пусть говорит! — прохрипел австриец. — Должен же кто-то говорить.

— Да, надо что-то решать… — приподнял голову Кнопс.

— Заткнись! — не дал договорить ему Карл и обернулся к австрийцу. — Ну, говорил он, и что? Нам поможет его чушь?

— Но до каких пор сидеть так?

— Пора все это кончать.

— Как? Каким образом?

Пауль промолчал.

— Пусть Иоган договаривает, — опять приподнял голову Кнопс; ему невыносимо тяжело было слушать молчание, он никогда не знал, о чем думают люди, когда они молчат.

— Пусть договаривает. Может, он напоследок приберег выход из положения? — разрешил Карл.

— Нет, я не об этом.

— Спасибо! О чем же нам говорить?

— Я о том, что, когда они стреляют, — будь они неладны — они стреляют по одному разу. Если раздастся пять выстрелов, мне останется закрыть глаза и умереть.

— А тебе лучше очередью получить?

— Да погоди ты!..

— Попроси капрала, и он тебе устроит это удовольствие.

— Он же услышит, боже мой, услышит! — заволновался Даниэль.

— Пусть слышит! — вскричал Пауль и вскочил. — Он должен знать, что мы люди, и нас нельзя продать за котелок воды.

— Погоди, Пауль, умоляю тебя, как сына! — Даниэль обнял Пауля. — Может, еще явится спасение…

— Какое спасение?! — прервал его Иоган. — Ну-ка, сами скажите, где оно, спасение? Нет его! Пленницы у нас есть, а спасения все равно нет.

— Мы сами пленные, — желчно процедил австриец, — и цена каждому из нас — стакан воды!