Отиа Иоселиани - Звездопад. В плену у пленников. Жила-была женщина

Идя сюда, капрал собирался что-то сказать, но сейчас он почувствовал, что говорить нечего. От его слов только крику было бы больше.

Даниэль, прихрамывая, подошел к Штуте:

— Ганс, упаси нас бог перестрелять друг друга, Ганс…

— Что им от меня надо? — дрогнувшим голосом спросил Кнопс.

Все знали, что Кнопс ни в чем не виноват, но никто не заступился за него.

Ганс повернулся и, тяжело ступая, вышел.

— При чем тут я, Карл? Ну, при чем? — опять завелся Кнопс.

— Сиди и не рыпайся! — Карл толкнул его плечом.

Хампель споткнулся о рюкзак и, хватаясь за стену, закивал: ладно, мол, слушаюсь.

— Я же сидел, Карл…

— Вот и сиди.

Даниэль взял Пауля за руку, потащил за собой и, заведя вглубь пещеры, стал успокаивать.

— Не горячись, Пауль, имей терпение!.. Бог милостив!

— Бог… — Пауль вырвал руку и вернулся на свое место.

— За что ты на него взъелся? Что он тебе сделал?

— Что ему надо от меня? — слезливым тоном вставил Хампель.

— «Что сделал», «В чем провинился»… Каждому сукиному сыну зад лизал, а сейчас что? Язык пересох?

— Я солдат, — попытался оправдаться Хампель.

— Кнопс, прикрой свою гнусную пасть, — не дал договорить ему Карл, — здесь все солдаты, — и, зная, что у Кнопса теперь нет защитника и покровителя, закончил, — а ты раб!

— Я не раб, Карл, я…

— Что ты?..

— Я… вы… Кто из вас хоть раз…

— Заткните ему рот! — прорычал Пауль.

— Сам не смог спросить… не посмел… а ко мне привязался… На что ему пленницы… — опять повысил голос Кнопс, — откуда мне знать — на что? Спроси и ответит.

— Пленницы нам нужны, Пауль, видит бог, нужны! — опять выступил из угла пещеры Даниэль, — если б не пленницы, нас бы давно перебили! Давно уничтожили бы… Это точно…

— Пусть уничтожат, пусть стреляют, пусть покажутся, наконец. Перед тем, как подохнуть, я хочу харкнуть свинцом в их дикарские рожи.

— У тебя нет детей, Пауль…

— Лучше б и мне не появляться на свет…

— На все воля божья…

— Да ну тебя с твоим богом!

— Он даже бога не щадит!.. — заскулил опять Кнопс.

— Кончайте! Хватит… — выругался Иоган и ногой отпихнул автомат Кнопса, — скоро горло друг другу перегрызете…

Вальтер лежал, сложив руки на полупустом рюкзаке и опираясь на них подбородком, и с непроницаемым лицом слушал перепалку.

Ганс знал, что общая злоба, не найдя виноватого, обрушится на правого. Кнопса не любили больше других, и цепочка порвалась в самом слабом звене. Кто знает, доживи обер-лейтенант до этого дня, может быть, он оказался бы на месте Кнопса. Но обер-лейтенант и унтер-офицер успели уйти от расплаты, и теперь оставался один Хампель. Слишком много накопилось боли. Враг — виновник всего был недоступен. Без вины виноватый Кнопс сидел под боком. А накопившаяся злоба жаждала исхода; тут руганью и дракой души не отведешь. Тут злоба на крови настояна, и расплате другой не быть. Сегодня злобу эту закидали, как костер валежником; она подымит немного, но скоро прорвется опять в Пауле, в Кнопсе или в Карле… Повод не нужен. Чаша переполнилась — вот и причина, и повод.

А пленницы?

Даже Пауль понимает, что они живы до сих пор только благодаря пленницам. Он знает и то, что обер-лейтенант пытался ценой освобождения пленниц открыть себе путь, но его постигла неудача. Враг упрям: он и пленниц вернет, и пещеры очистит.

Но чаша переполнена.

И уже льется через край…

Штуте решил не сопротивляться, если солдаты подойдут к их пещере. Пленниц все равно не посмеют убить, как не посмеют покончить с собой. А оказать сопротивление опасно для самого капрала. Вся накопившаяся злоба может обрушиться на него; задним числом поздно будет решать, была ли месть справедливой.

— Фрейлейн!

— Я все слышала.

— Ну и что вы думаете?

— Что я могу думать? Нашей судьбой распоряжаетесь вы.

— Нам сейчас одинаково тяжело.

— Нас одинаково мучает жажда, но тяжело нам по-разному.

— Мне кажется, что голод и жажда для всех одинаковы.

— Не для всех. Этому мальчику особенно тяжело, — Гуца кивнула на Клауса, — он умирает от раны и умирает от жажды.

— Жажда и вас не пощадит.

— Знаю, но что я могу сделать? Я и так проявила слабость, попросив воды. Но ее нет, и вы не посмеете обвинить их в жестокости.

Штуте промолчал.

— Я попросила воду для немцев, — продолжала пленница, — чтобы они собрались с силами и лучше прицелились в тех, кто подал им воду. Не знаю, может быть, это равно измене…

Гансу нечего было сказать пленнице.