Отиа Иоселиани - Звездопад. В плену у пленников. Жила-была женщина

Мужчина в синем костюме неспешно уселся за руль, поздоровался. Маке почему-то показалось, что, говоря «здравствуйте», он изменил голос. «Наверное, мой брат с такой же деланной вежливостью здоровается с посторонними», — подумала она и не ответила на приветствие.

Бичико, не глядя, ткнул через плечо большим пальцем:

— Мака и мой зять!

Машина мягко взяла с места.

«А братец даже машину водить не умеет! Из него и шофера-то приличного не получится. Бедные мои старики! Каково с ним больному отцу?..»

Они выбрались из городка, переехали через дощатый мост и покатили дальше, мимо белых гусей в овраге, извивающемся перед тенистыми дворами. «Пока есть этот овраг, тут всегда будут гуси…»

Все молчали. Маке опять показалось, что брат что-то скрывает от нее. Она выпрямилась и, глядя на Бичико, попробовала представить себе, о чем он думает в эту минуту.

Бичико, выставив руку в окно, барабанил пальцами по дверной раме. В другой руке он держал папиросу и курил, жадно и слышно затягиваясь. Переведя взгляд на сидящего рядом с братом, Мака вдруг напоролась в зеркальце над ветровым стеклом на слегка прищуренный, внимательный и зоркий глаз, смотрящий на нее. Она поспешно отвернулась. Ей показалось, что мужчина за рулем одним глазом все время смотрел на дорогу, в то время как другого не отрывал от нее.

«Косой он, что ли?» Ей захотелось проверить это, но она сдержалась. Таящийся в засаде глаз смотрел настороженно, настойчиво и упрямо.

«Наверное, Гено не видит этого, иначе он бы не посмел… Господи, в чьей мы машине?» Она выглянула в окно. В овраге, у ручья, вытянув к дороге длинную шею, стоял большой гусак…

«Ехал бы уж побыстрей! — с досадой подумала Мака. — Да куда ему — глаза в разные стороны глядят…»

— Гено! — Она осторожно обернулась к мужу. — Ты сегодня же должен вернуться? — Гено не любил задерживаться у ее родных.

— Там видно будет! — не глядя на нее, ответил Гено.

— Да… смотря… как отец.

— Сейчас не время говорить о возвращении, мы еще не приехали.

— И то верно, — вздохнула Мака, по молчание брата и сидящего за рулем мужчины, — когда ни тот, ни другой явно не были созданы для молчания, покоя и тишины, — опять заставило ее заговорить. — Знаешь, почему я спросила?

Гено покачал головой.

— Боюсь, как бы Гоча не раскапризничался.

— Посмотрим… — повторил Гено, тем самым давая понять, что незачем при посторонних говорить о подобных чувствах. Но Мака и сама сознавала это. Больше того: она заговорила о доме и о сыне именно потому, что сейчас было не время и не место, и она хотела, чтобы Гено понял ее, и Гено понял, но, не пожелав ронять своего «мужского достоинства», оставил жену наедине с подозрительным молчанием ветреного брата и мужчины, упрямо и нагло глядящего на нее в зеркальце автомобиля.

— Ты забываешь, что сегодня я в первый раз оставила его одного, — сказала она громко, назло брату и тому, второму, сидящему за рулем.

— Надо же когда-то и в первый раз! — на этот раз мягко отозвался Гено.

Мака глянула вперед, на дорогу, потом в упор посмотрела в зеркальце над водителем. Она ожидала увидеть его пустым, но, словно ничего не произошло, словно не было сказано ни слова, — незнакомец по-прежнему смотрел на нее. Наверное, оттого, что в зеркальце умещался только один глаз, взгляд его казался таким наглым.

Как только машина стала, Мака вышла и направилась к калитке. Даже не поблагодарила, даже не спросила, выходят остальные или нет.

— Нам надо вернуться на работу! — услышала она голос брата.

— Валяй! — отозвался Гено.

Мака отворила калитку и, не оглядываясь, вошла во двор. Густая трава вымахала высоко, до колен, только тропинка к дому неровно белела в ней. Живая изгородь из кустов боярышника разрослась буйно, безалаберно, а калитка покосилась и, открываясь с натугой, скребла по земле.

«Как заметно, что отец слег!..»

Голубая краска, которой некогда была выкрашена веранда дома, давно потрескалась, пооблупилась, и теперь веранда казалась грязно-белой. Железный скребок для сапог, закрепленный возле лестницы, соскочил с подпорки и на треть ушел в землю.

— Мака, доченька!

Из нижней подсобной комнаты вышла мать. Она торопливо обняла Маку и поспешила навстречу зятю, на ходу вытирая под мышками мокрые ладони. — Гено! Приехали, значит?

— Как живете? — Гено взял ее под руку.

— Врагу своему не пожелаю…

Маке опять показалось, что что-то стряслось, что отца нет дома, и, обрывая мужа, она спросила: