Виктор Логачев - В полдень, на Белых прудах

И давай Гришка с Еремой состязаться. Сначала перевес был на стороне Гришки, далеко позади оставил он своего партнера, но затем Ерема подтянулся, вернее, замедлил ход Гришка — под колесами оказался рыхлый грунт. А вскоре Ерема и вообще его обошел. Ну как, самодовольно улыбаясь, кричал тот из кабины, у кого скорость выше? Гришка бесился, однако поделать ничего не мог — не полетит же по воздуху.

И все же Гришка попытался из своего «Беларуся» выжать все, на что тот способен только, и уже было поравнялся с Еремой — вот она, победа, можно сказать, у него в кармане, и тут случилось то, чего никто не ожидал: у «Беларуся» лопнул правый задний скат, на что-то острое, видимо, наскочил, его резко повело в сторону, а там глубокий ров. Одним словом, перевернулся трактор. Гришку после отвезли в больницу. Два месяца почти прокантовался там, но очухался. И снова тогда его перевели в ремонтную бригаду.

Вот какими были братья Бродовы, Петр и Гришка. С ними мать и просила переговорить Ваньку Чухлова подействовать на них положительно. Он, Ванька, ей пообещал, а сделать не сделал — выбил его из колеи случай. В тот момент как раз в одном из зернохранилищ провалилась крыша. Как они это проморгали, никто не сообразит, но она подгнила и рухнула. А дни дождливые, небо будто прорвало, оттуда лило и лило. В первое мгновение Ванька Чухлов растерялся, не знал, как поступать, что делать ему. Однако вскоре нашел решение: семенную пшеницу развез по дворам, с согласия, конечно, хозяев; кто не пожелал, не принуждал: объяснял, что она у них побудет временно, до тех пор, пока они на амбаре крышу в порядок приведут. Пшеницу завезли и Бродовым. Надежда Фроловна одна из первых вызвалась помочь колхозу. Колхоз ей идет навстречу, почему бы в ответ такое не сделать.

Дня через три после того Надежда Фроловна снова прискочила к бригадиру:

«Иван Иванович, миленький, выручай!»

Ванька Чухлов сидел за столом, что-то писал. Рядом стояло еще два стола, один был бухгалтера, другой — учетчика. И бухгалтер, и учетчик находились тут же.

Ванька Чухлов приподнялся:

«Ну, чего там у тебя стряслось, Надежда Фроловна?»

Она посмотрела сначала на бухгалтера, затем на учетчика и вдруг поманила бригадира пальцем:

«Выйдем на улицу, там и объясню».

Ванька вышел:

«Слушаю, Фроловна».

«Убивают! Сыны убивают! — Бродова заплакала. — Милицию! Милицию на них надо!»

«Зачем милицию? Сами разберемся. — Ванька сказал, чтоб Надежда Фроловна немного подождала, ему надо одеться. Он оделся и вскоре вернулся. — Пошли, Надежда Фроловна, сейчас твоих сынов будем успокаивать».

Ваньку Чухлова не удивило, что братья Бродовы встретили его благожелательно, во всяком случае, вида не показывали, что нежданный визит бригадира им не по нраву. Более того, пригласили к столу.

«Посидим, бригадир?» — Петр доставал из шкафа посуду и ставил на стол.

Гришка молча сидел на кровати, ждал, что дальше будет, куда и в какую сторону зайдет разговор.

Ванька пораздумывал, посмотрел на часы:

«Рабочий день кончился, так что можно».

Петр оживился:

«Ну и хорошо, посидим сейчас, покалякаем».

Гришка тоже зашевелился:

«Ага, покалякаем. Ма-ать, — крикнул он, — ты где там ходишь, а ну-к закуску неси на стол, душа пить и есть просит!»

Ванька задержался у Бродовых недолго, но поговорить с Петром и Гришкой поговорил, предупредил, чтоб мать не трогали, коль хоть раз она ему, Ваньке, пожалуется — пусть пеняют тогда на себя, чикаться с ними не станет, найдет на них управу. Ванька Чухлов говорил эти слова твердо, уверенно, не боясь, что те потом могут отомстить. Еще чего, станет оглядываться назад — не тех кровей!

Когда Ванька уходил от Бродовых, Надежда Фроловна к нему подсунулась с деньгами: вот, за помощь. Тот глянул — пятерик, пять рублей значит, и ну выговаривать: он что, ради этого сюда приходил? И думать пусть о том не думает, пусть деньги обратно забирает и больше их не показывает ему. Надо же, дожилась! Надежде Фроловне, по-видимому, не по себе стало, она вздохнула и заплакала.

«Будет, будет тебе, — принялся ее успокаивать Ванька. — С кем чего не случается. Все. Все. Кто старое помянет, тому глаз вон, так? Ну и договорились».

«Спасибо. Спасибо тебе, Иван Иванович». — На впалых щеках Надежды Фроловны, аспидно-желтых до черноты, заиграла улыбка.

Ванька заметил это и порадовался: легче, заметно легче стало у женщины на душе. Ну и хорошо. Этого он и добивался. Сыны бы еще утихомирились — и совсем было бы ладно.