Виктор Логачев - В полдень, на Белых прудах

Об Игнате Перевалове во все времена шла слава как о мастеровом человеке. Выковать рессору, подкову или же подковать лошадь, ну и прочие дела подобного рода — все это для него не составляло никакого труда, обычная пустяковая работа. Игнат удивлял другим — он из бесформенной железяки сотворил иногда такое чудо, что люди ахали от изумления. Особенно хорошо у Игната получались старинные фонари, он ковал их со всевозможными вензелями. Сколько Игнат понаделал фонарей — ого-го! И в городе, и в районе украшают парки. Все знают — это работа кирпилинского кузнеца.

Игнат был и человек ничего, справедливый, сам никого не обижал и других в обиду не давал. Но с характером.

Как-то у него с председателем колхоза вышла стычка. Он пришел в правление поговорить об обновлении в их кузнице горна. Ну сколько, спрашивается, можно работать со старым, мехи уже все на дырах, качнет ими, а оттуда сипит да пыль сеется. Игнат дождался очереди на прием, затем вошел и остановился у порога. Председатель отчего-то был тогда злой, что-то, видимо, у него шло не так. Он даже не предложил кузнецу сесть.

«Ну чего тебе?» — рявкнул.

Игнат помялся, помялся, наверное, почувствовал недоброе состояние председателя и потому не решался начинать разговор.

«Вот поговорить пришел», — осмелился наконец и хотел было дальше продолжать, но тот не дал ему.

«Говорят знаешь где? В райкоме. А у нас работают!» — и вышел из-за стола — ему куда-то ехать пора, так что все, балачки окончены.

Игната заело. Ах, так, подумал он, хорошо, и прямо из правления покатил в Разбавино, в райком партии.

Председателя колхоза потом слушали на бюро райкома. Легко, надо заметить, отделался — выговором. На бюро он оправдывался: погорячился, и вообще, ляпнул, не подумав, откуда знал, что кузнец сразу в райком побежит. Односельчане, прослышав о том, Игната поддержали: молодец, что председателя проучил, ему такое полезно, уж больно зазнался он…

После обеда к Чухловым заявился дед Матвей, живший напротив. В молодости он ездил много по стране, вербовался на разные работы, а когда годы поклонили к старости, вернулся в родные края. Сколько ни ходи, сколько ни раскатывай, говорил дед Матвей односельчанам, а ближе места, где родился и вырос, нет на свете. Но в колхоз не пошел, определился в ближайший совхоз — вырабатывал производственный стаж для пенсии, туда и ходил все время, а когда было чем, ездил.

— Кхе-кхе, — прокашлял дед Матвей и прищуренно посмотрел на соседку: — Гляжу, кто-то ходит во дворе. Интересуюсь: кто? А то, оказывается, твой племяш. С возвращеньицем тебя, Ванюх!

Ванька смущенно улыбнулся:

— Спасибо, Матвей Егорович. — И чтоб не молчать, поинтересовался: — Ну как вы тут, ничего?

— Кхе-кхе. Живем — хлеб-кашу жуем. А коль серьезно, не жалуемся.

— Еще бы! — поддела тетка Ульяна. — Медовухи-то по сколь за день выпиваешь?

Дед Матвей покосился на тетку Ульяну:

— Наговор это! Сущий наговор!

— От бес! От бес! Да какой же наговор, когда правда это. Что, колет глаза? — тетка Ульяна торжествовала.

Дед Матвей отмахнулся:

— А, ну тебя, — и обратился к Ваньке: — Давно прибыл?

— Вечером.

— И как настроение?

— Нормальное, Матвей Егорович.

— Кхе-кхе. Нормальное, значит?

— Нормальное, — подтвердил Ванька.

Дед Матвей погладил свою седую бороду.

— Ну что ж, коль так, хорошо. — Он, по-видимому, хотел что-то иное сказать, но передумал. — Вижу, Ванюха не озлобился. Молодцом!

— И это хорошо? Человека ни за что, считай…

— А я и молвлю, — перебил тетку Ульяну дед Матвей, — Ванюх пострадал, а остался человеком, кхе-кхе, сообразила?

— От бес! От бес!

Ванька приподнял руку:

— Будет, будет тебе, теть Уля. Что было, то быльем поросло. И вы, Матвей Егорович, — повернулся он к деду Матвею, — оставьте эту тему. Ну! Неужели больше не о чем поговорить, а?

— От, от, — не успокаивалась тетка Ульяна. — Ты решительно испортился. — Она ткнула в племяша пальцем: — Ни бэ ни мэ ни ку-ка-реку, никакой гордости у тебя! Раньше… От Бес! От Бес! Ладно, — махнула, — чего говорить. Вон пусть с тобой Матвей политзанятие проводит, у него это лучше получается, особенно под медовуху.

— Кхе-кхе. Коль есть, не откажусь. Вот хотя бы по случаю Ванюхиного возвращения. Пить — не воровать, выпил — и на кровать!

Тетка Ульяна что-то буркнула, но полезла в погреб за медовухой: так уж и быть, угостит деда Матвея, тем более повод веский — ничего не скажешь. Она мужикам нальет, заодно и сама с ними выпьет за приезд племяша.