— Она сама разыскала меня, и сообщила, что она и есть Нина, бывшая стюардесса, бывшая натурщица, вся бывшая, а ныне твоя законная жена. И показала свидетельство о браке. Она, я думаю, была тогда не в себе.
— Пусть не читает чужих бумаг.
— Вообще-то она хорошая. Иногда мне кажется, что я виновата в ее болезни.
Маша поднялась и вышла вместе с Настькой.
Он упал на диван.
— Дурак! Пошлый дурак! Поделом тебе! Околевай теперь, как муха! Вот только… только в Самоедской надо кое-что сделать. Один человек ведь может очень много сделать.
У табачного киоска, возле Любиного дома, он встретил Любу.
— Здравствуй, дорогая, — сказал он дурашливым тоном.
— Здравствуй, дорогой, — она состроила детское обиженное лицо. Потом медленно придвинулась к нему и, запрокинув голову, поглядела в его глаза.
После разговора с Машей Люба показалась Росанову кривлякой.
«А ведь она всегда была такой. Она ведь, в сущности, очень однообразна. Только прежде ее ужимки и прыжки я воспринимал иначе».
— Как живешь? — спросила она. — Нет, пожалуй, невесело… Ты как-то… нет, не постарел, а поблек. Может, тебя что-то гнетет? Может, что-то грызет изнутри?
Поражаясь ее прозорливости, он подумал:
«А может, я просто недооценил ее? Может, я ее не понял? Может, все ее кривляние и «манеры» только маска? А душа у нее вон какая зоркая!»
— Что ж ты молчишь? — спросила она.
— Да нет, все в порядке, — спохватившись, словно спросонья, ответил он и продолжал беззаботным тоном: — А как поживает тот прохвост, за которым идут массы? То есть даже не идут, а бегут, скачут…
Он представил на мгновение «массы», которые, сидя верхом на палочках, скачут за головастиком Сеней.
— У тебя к нему прямо животная ненависть. Физиологическая.
— Нисколько. Просто он развратный, циничный, у нега нет ничего святого. Но считает себя чуть ли не избранником божиим. А-а, черт с ним!
— А что он тебе сделал? — спросила Люба.
— Мне лично? Ничего плохого. Но он сжег самолет. С этого самолета у меня и пошла черная полоса… Разумеется, это совпадение, и он ни в чем не виноват.
Люба о чем-то задумалась.
— Я знаю, что тебя гнетет, — сказала она.
Росанов растерялся.
— Знаю, знаю, знаю! — засмеялась она. — Это я тебе отомстила! Мы квиты.
— Ну нет, дорогая, не приписывай себе такой изощренной мести. Ведь ты, в сущности, добрая. Даже чистая. Только безалаберная: у тебя нет основы. А так-то ты хорошая. Тебе б мужа с крепкой рукой, да детей, да корову, да свинью. Нет-нет, ты хорошая. Ты — луч света в темном царстве.
Он почувствовал, что хватил лишку, заговорив о луче света в темном царстве.
Любино лицо оживилось. Она как будто что-то придумала. Потом подшагнула к нему, и положила руки на его грудь, и поглядела в его глаза с фальшивой мольбой.
— Что? — спросил он.
— Мне нужен помощник. И я… и я… Для народа, для общества. Честное слово!
— Что надо делать-то?
— Надо быть очень-очень-очень хорошим слесарем. И чтоб очень-очень-очень хорошо знать автомобиль.
— С таким товарищем я могу тебя познакомить. Умеет все.
— Спасибо! — воскликнула Люба, прижимаясь к Росанову.
— Пиши. Войтин. Телефон…
— Я за тебя отомщу, — сказала Люба, — я за все твои страдания отомщу и за слезы наших матерей. Вот увидишь!
Росанов криво ухмыльнулся.
— Ну а твой этот влюбленный студент, Толя, приобрел ружье?
— Нет.
— Попроси, чтоб приобрел. Я ему денег дам. И два жакана. Меня с одной пули не убить…
Мало кто умел исчезать так незаметно, как Николай Иванович Линев. Заседание парткома только-только закончилось, еще кипели страсти, еще сгорали сигареты от двух затяжек, а он, в некотором роде центр внимания, вдруг исчез. Испарился. И всем сделалось как-то не по себе: человека вроде бы обидели.
А Николай Иванович тем временем прошел по галерее в ангар, из ангара через колесный цех скользнул в лес, а из леса — на шоссе. На повороте удачно поймал такси, сделал заезд в продовольственный магазин — и домой.
Жена Николая Ивановича и сыновья, шестнадцати и тринадцати лет, были дома. Жена возилась на кухне. Сыновья делали «настоящий» пистолет под малокалиберный винтовочный патрон калибра пять и шесть — тоже умельцы, — и чем лучше шли их дела, тем больше было у Николая Ивановича поводов для беспокойства.
— Как заседание? — спросила жена.
— Отлично. Все как по нотам.
— Ну и слава богу.
— Бог-то он бог, а и сам не будь плох.
— Ивана Ильича?
Читать дальше