Виктор Пшеничников - Последние метры

Не иголку - оторвавшийся буй нашли. Улыбались, шально похлопывали друг друга, радовались, что затраченные усилия - не впустую. Что по-другому не могли. Такая работа.

- Все в порядке,- резюмировал Громенко.- На то и учились.

Какая знакомая, будничная и в то же время горделивая нотка едва уловимо прозвучала в голосе! Так хлебопёк, не задумываясь над таинствами своего ремесла, говорит: «Вот испек хлеб». Так сталевар выдает плавку…

«На то и учились». Иногда и доучивались многому, исходя из сложных заставских нужд и сегодняшних требований. Взять хотя бы такой важнейший фактор, как взаимозаменяемость. Она в расчете прожекторной установки, на всем посту технического наблюдения отработана полностью.

Отработана - не совсем верное слово. Я своими глазами видел, как оператор - этот извечный интеллигент армейской техники, по-рабочему закатав рукава гимнастерки,- тыкал длинным соском рыжей масленки куда-то в глубину двигателя, вволю лил масло на какой-то скрытый от глаз подшипник, и было у него при этом на лице выражение крестьянина, поящего из соски новорожденного теленка. А еще я видел, как дизелист, молодой улыбчивый парень, которому самой службой отведено быть по уши в тавоте, нежно, чуть прикасаясь огрубевшими от солярки и масел пальцами, гладил резиновый раструб экрана локатора, заглядывая в его зеленоватое поле и как при этом чутки, воздушны были его руки, словно им предстояло совершить таинство…

Их не надо спрашивать, чем привлекает их служба, напряженная работа с капризной, сложной техникой. Но иногда они сами говорят о себе. Бывший горловский электромонтажник Михаил Громенко так понял свое армейское предназначение:

- Любовь к технике у людей вроде меня, у кого «в крови на два грамма железа больше»,- откуда она? Не задумывался. Но без учебы, без систематического накопления знаний, она - все равно что вода, так же не оформлена и безбрежна. Учеба в армии - это учеба двойного свойства: механического и политического. Я знаю, зачем в один день могут понадобиться мои знания, и потому учу и запоминаю даже то, что может показаться скучным и неинтересным.

Его имя отмечают среди передовых воинов заставы.

На доске передовиков учебы, отличников службы значится и фамилия рядового Середы. На фотографии он неподвижен, как монумент… Когда я смотрел на его мгновенные, стремительные действия в составе расчета, то с трудом представлял, как фотографу удалось продержать его перед объективом во время съемки. Был в его службе штрих, напоминание о котором вызывает в нем стеснительную улыбку. Как-то в отряде проводили слет лучших специалистов, а Середа так и не смог раскрыть секреты своего мастерства. Острословы тотчас подхватили: «Он как та сороконожка, что взялась показывать, как она переставляет ноги, и разучилась ходить».

В армии стал кандидатом в члены КПСС дизелист рядовой Калинкин. Не берусь судить, правда это или шутка, но о нем говорили, будто он поднес свои мозолистые, в нечувствительных трещинках, в крапинках въевшегося металла руки к компасу, и стрелка дрогнула, отвернула от извечного северного направления…

- Норматив по обнаружению и опознанию цели перекрыт почти вдвое,- подвел итог выезду по тревоге капитан Климов.- Расчет прожекторной установки действовал правильно и грамотно. Прожектор - в укрытие.

Свет погас, и снова нас окутала ночь. Мы не заботились о дороге и лишь сидя в машине, украдкой оглядели друг друга. Их лица казались взрослее, чем днем. Взгляды были обращены ко вспаханной полосе, и я старался не отвлекать их разговорами и вопросами: пусть смотрят. Это профессиональное. Пограничник всегда, где бы ни находился, смотрит в сторону контрольно-следовой полосы, которая обозначает грань его родной земли. Земли, дающей тем, кто на ней живет, удивительную мощь и силу.

Тропа Аланазара

- Все в порядке. Можно домой,- сказал он спокойно, еще раз оглядываясь, видимо, мысленно охватывая пройденный нами путь по флангу, и если бы не эти слова, я мог бы подумать, что старший наряда - немой или крайне угрюмый, неразговорчивый человек.

Время наряда кончалось, до заставы оставалось метров сто по гатям да чуть более километра прямого пути, и мы, завидев вдали, на фоне заходящего солнца, черные точки идущей навстречу смены, заметно повеселели.

Глазам, уставшим от постоянного напряжения в наряде, возвращалось, словно заново обреталось, в общем-то обычное, но радостное свойство - способность открывать то, что минуту назад существовало само по себе, за пределами нашего внимания, только что целиком подчиненного службе.