Франц Таурин - На Лене-реке

Нагружая следующую вагонетку, Королева все время раздумывала над словами Перова. Она хорошо понимала, насколько трудна работа на строгальной машине, но в то же время гордилась тем, что именно ее первой из всех женщин в цехе переводят на «мужскую работу».

— Не сомневайся, товарищ директор, — говорила она про себя, закидывая на вагонетку тяжелые кожи, — справимся.

Ей хотелось как можно скорее обучиться и начать работать на новом месте. Проходя мимо строгальной машины, она смотрела на нее уже не так, как раньше, — с некоторой опаской, а смелым хозяйским взглядом.

В конце смены к ней подошла учетчица Надя, разносившая по цеху расчетные книжки. Надя, обычно оживленная и веселая, сегодня была молчалива и задумчива.

— Что, девка, нос повесила? — спросила Королева и пристально посмотрела в глаза девушке.

— Так, ничего… — ответила Надя и отвернулась, чтобы скрыть набежавшие слезы.

— Вижу, — вздохнула Королева, — эх, девонька… привязчивое наше бабье сердце…

— Нет, тетя Аня, не то… На себя в обиде. За человека ведь считала, а он…

Надя вытерла слезы и, махнув рукой, отошла от Королевой.

Когда Перов после утреннего обхода цехов вернулся в контору, на крыльце его встретила Таня Парамонова. Она была в том же голубом платье, в котором Андрей видел ее на пристани.

— Я к вам пришла. Дело у меня к вам большое.

— Садитесь, Татьяна Петровна, — пригласил Перов, когда они вошли в кабинет. — Рассказывайте.

— Рассказ мой короткий, Андрей Николаевич. Хочу на работу на завод поступить.

— Очень хорошо, — обрадовался Перов, — нам очень нужны сейчас… — он хотел сказать «рабочие», но, представив эту маленькую женщину одетой в большой кожаный фартук и поднимающей тяжелые сырые кожи, смутился и закончил: — люди. Можно вас устроить табельщицей в любой из цехов. Подойдет? Не трудная работа, — улыбнулся он ободряюще.

— Нет, Андрей Николаевич, — тихо и серьезно возразила Таня. — Я хочу в цехе работать. На Васину машину меня поставьте.

— На Васину машину? — воскликнул Перов, с изумлением глядя на Таню.

Ему была и приятна ее решимость, и в то же время он не мог представить ее на рабочем месте строгаля.

— Боюсь, не по силам вам будет. Мы сегодня решили поставить на эту машину Королеву, знаете ее?

Таня кивнула.

— И то мастер усомнился, справится ли. А вам… — Перов покачал головой.

— Нет, Андрей Николаевич, я очень прошу… Не думайте, что я такая слабая. А что трудно будет, — она подняла глаза на него, — не страшно! Им там еще труднее… Я это сразу решила, как узнала, что Вася уходит.

— И он вам так советовал?

— Он не знает, — смущенно улыбнулась Таня, — не говорила я ему. Побоялась, что будет смеяться. А это мне было бы очень обидно… Андрей Николаевич, — почти взмолилась она, — возьмите. Увидите, что от других не отстану. Я на себя надеюсь.

— Ну, хорошо, — согласился Андрей после минутного раздумья.

Он позвонил.

— Пригласите ко мне Юсупова.

— Роман Михайлович, это жена Василия Михайловича Парамонова.

— Знаю, — улыбнулся Юсупов и протянул руку: — Здравствуй, Татьяна Петровна.

— Татьяна Петровна просит принять ее на работу в ваш цех. Она желает работать за станком ушедшего в армию мужа, — несколько торжественно сказал Андрей.

Растерявшийся от неожиданности Юсупов не успел ничего возразить.

— Считаю ее желание правильным. Прошу вас лично проследить за обучением.

Таня поднялась, поблагодарила Перова и вышла.

Юсупов посмотрел ей вслед и покачал головой.

— Трудно ей будет, — сказал он наконец.

— Она это понимает, — ответил Андрей, — и выходит, товарищ начальник, — он в упор посмотрел на Юсупова, — что трудностей-то больше всех мы с вами боимся.

Таня сказала Перову правду. Желание заменить мужа за его станком возникло у нее именно в тот вечер, когда Василий принес повестку. Она понимала, насколько ей будет трудно, но это не могло остановить ее.

Мысль о том, как будет гордиться ею Вася, когда прочтет в письме: «Я заменила тебя на заводе», — воодушевляла ее.

И, кроме того, она чувствовала, что, преодолевая трудности и лишения повседневной жизни, будет легче переносить глубокую боль от разлуки, тревогу о судьбе любимого человека…

Все, что она делала изо дня в день: ласкала детей, кормила и умывала их, убирала квартиру, заботливо создавая уют в доме, — все это было для нее источником радостей, неотрывно слитых с ее любовью к Василию, связанных в одном ощущении устойчиво-счастливой жизни. Теперь среди этих радостей не было главной — не было его. И не то, чтобы потускнели все остальные, но Таня не могла уже воспринимать их как радости.