«До чего он тут ласковый, даже с претензией на обаятельность», — подумала Ольга и спросила:
— Кажется, он тебе немного нравился?
— Как же, — зло фыркнула Саргылана, но Ольга заметила, что румянец на щеках ее стал гуще.
— А это мы с Леной, — сказала Саргылана, уходя от щекотливой темы.
— Постой, постой, — воскликнула Ольга, — где же это вы?
— А, узнали, — просияла Саргылана. — В Сокольническом парке, знаете, там есть такая беседка на пятом луче. Нас Коля снимал.
Московских снимков было еще несколько и много открыток с видами Москвы. Взгляд Ольги надолго задержался на скромной станции метро «Сокольники». Ольга невольно посмотрела на часы. Девять часов. В Москве — три часа. Как раз в это время Андрей всегда возвращается с курсов. Может быть, именно в эту минуту он выходит из дверей станции метро и, прикрыв ладонью глаза от слепящих лучей солнца, смотрит в сторону трамвайной остановки…
— О чем вы задумались, Ольга Григорьевна?
Ольга провела рукой по глазам, как бы отгоняя сон, улыбнулась Саргылане и крепко обняла ее.
— Ничего, это я так.
— У меня от Москвы еще вот какая память есть, — Саргылана открыла ящик письменного стола и достала сложенный вдвое газетный лист — номер заводской многотиражки. На первой полосе большое — на три колонки — клише. Подпись: третий рантовый цех. Комсомольская бригада Лены Кораблевой. И на снимке в ряду других Саргылана за работой.
— Всего месяц я там проработала, — задумчиво сказала Саргылана, — а многому меня научили… Особенно Лена и Матрена Михайловна… Меня здесь хвалили все за веселый конвейер и премировали даже. А я бы с радостью эту премию им отдала и еще раз спасибо сказала.
Саргылана произнесла эти слова так искренне, что Ольга поразилась. Не всегда юность способна так трезво взвешивать обстоятельства и так скромно оценивать собственные заслуги.
— Ольга Григорьевна, оставайтесь у нас ночевать, — сказала Саргылана, взглянув на часы. — Скоро дядя Егор со смены придет, поужинаем вместе.
Тут только Ольга спохватилась, что отвлеклась от основной цели своего посещения. Она поблагодарила Саргылану и, усадив ее рядом с собой, сказала:
— Мне нужно с тобой поговорить, Саргылана. Не удивляйся моим вопросам. Потом я тебе сама все расскажу.
Саргылана посмотрела на нее с недоумением.
— Расскажи мне о человеке, которого ты видела в Москве с Джерготовым и здесь в аэропорту.
Саргылана описала внешность незнакомца и, на мгновение замявшись, рассказала, как была возмущена его наглым взглядом и каким льстиво любезным оказался он потом.
— Я еще подумала, что это нехороший… фальшивый человек, — сказала она и сердито нахмурилась, как будто «фальшивый» стоял перед нею.
— Что еще ты знаешь о нем?
— Он говорит так, как пишут.
— То есть? — не поняла Ольга.
— Когда я училась в школе русскому языку, учитель нам рассказывал, что многие слова выговариваются не так, как пишутся. Понимаете?
Ольга кивнула.
— А этот каждое слово точно до буковки выговаривает.
«Иностранец, — подумала Ольга. — Это важно».
— А что он нехороший, это факт, — горячо произнесла Саргылана. — Почему он не подошел ко мне в порту? Узнал ведь, а не подошел. А там, в Москве, шляпу снимал, раскланивался…
— А что ты скажешь о Джерготове?
— И он, наверное, не лучше, — сердито ответила Саргылана. — Я никому не рассказывала, даже Феде, а вот вам расскажу. Сперва, когда мы выехали, он был такой вежливый и внимательный. Остальные девчата даже коситься на меня начали. В Москве мы с ним один раз в театр ходили… Потом зашли поужинать в ресторан. Я не хотела идти, так он рассердился… А после этого вечера я на него и смотреть не могла.
— Почему?
— Приставать стал… еще в ресторане.
— Ну и как же ты?
— Я его успокоила так, что сразу протрезвел… На другой день извинялся, просил никому не говорить… Вот, Ольга Григорьевна, и судите сами, какой человек.
— Ясно, — сказала Ольга и стала прощаться.
1
Иннокентий Аммосович понимал толк в женской красоте, и если он не обратил особого внимания на внешность посетительницы, то вовсе не потому, что не оценил ее по достоинству.
Неожиданное посещение сотрудника экспедиции Гидропроекта Ольги Перовой удивило и даже встревожило Джерготова. Во всяком случае, насторожило и вывело из состояния душевного равновесия. Конечно, он не подал виду, и на благообразном упитанном лице его сияла самая приветливая улыбка, убедительно говорившая о том, как он рад и доволен. Иннокентий Аммосович даже перестарался, пересластил улыбку, и она получилась приторной.
Читать дальше