Сергей Снегов - Партийное мнение

— Значит, заседаешь сегодня, Иван Никитич?

— Заседаю, — сдержанно ответил Лукьянов и, помолчав, добавил: — Имеешь возражения, Петр Аркадьевич?

— Нет, я ничего, — ответил Лукирский, смущенный серьезностью Лукьянова.

К Синягину Лукьянов подошел сам.

— Докладик сегодня твой, Игорь Евгеньевич, — сказал он, показывая на объявление. — Вот расскажи всем, о чем мне говорил.

Синягин рассеянно смотрел на ящик, лежавший у палатки, словно видел там что-то такое, чего другие не замечали. Лукьянов вдруг заметил, как похудел, осунулся за последние дни начальник экспедиции.

— Значит, в восемь? — сказал Синягин, отрываясь от своих мыслей. — Ну, раз доклад, значит, готовиться к нему. Я тут кое-что набросаю.

Со Смородиным у Лукьянова разговор был более длинный.

— Позволь, позволь, — сказал Смородин с удивлением. — Какая же это партийная группа? Ты один.

— Еще Митрохин — он кандидат партии.

— И, значит, я перед тобой должен отчитываться, а ты будешь принимать решение? Да ведь ты в геологии ни бум-бум!

— Не передо мною, Василий Васильевич, перед партийной группой, а партийная группа в геологии разберется. Раз у вас такие разногласия, а с Полярным связи нет, нужно об этом деле партийное мнение.

Смородин с сомнением смотрел на Лукьянова.

— Партийное мнение — вещь хорошая, — проговорил он. — Только ведь это чисто технический вопрос, тут твоя политика и не ночевала.

— Это как сказать, Василий Васильевич. По-моему, это не только технический вопрос. Так как же, будешь докладывать? Игорь Евгеньевич вот сразу согласился.

— Ну ладно, — сдался Смородин. — Вуду выступать.

Заседание началось ровно в восемь, и никто не опоздал. Лукьянов занял угловое место у стола, надел очки и по-стариковски строго оглядел присутствующих. Рядом с ним сидел Митрохин — он казался смущенным от всеобщего внимания и тишины, наступивших после того, как Лукьянов кашлянул и стукнул ладонью по столу.

— Значит, товарищи, считаю заседание партийной группы экспедиции совместно с беспартийным активом открытым, — сказал он так торжественно, словно открывал (он это делал не раз) общее партийное собрание в геологическом управлении в Полярном, где было больше двадцати членов и кандидатов партии. — Повестка дня вам известна. Есть возражения против повестки? Принимается. Насчет регламента, думаю, без ограничения, в виду важности вопроса. Есть возражения? Принимается. По первому вопросу слово имеет начальник экспедиции товарищ Синягин. Прошу, Игорь Евгеньевич.

Синягин встал и занял место рядом с Лукьяновым. Все были поражены — Синягин волновался. У него дрожали руки, голос стал глухим. Он старательно выговаривал слова, чтобы его волнение не было заметно. Это было тем более удивительно, что в управлении Синягин не раз выступал на открытых партийных собраниях с сообщениями и докладами на специальные темы, и никто не замечал у него и признаков волнения. Но сейчас он волновался и путался в словах. Это было до того очевидно, что всю первую половину речи, чтобы не смущать его напряженным вниманием, слушатели смотрели вниз или в стороны, делая вид, что не замечают его состояния.

Сообщение Синягина было кратко. Он повторил все то, что говорил Смородину и Лукьянову: экспедиция была снаряжена на полгода, в задачу ее входило обследование района Курудана, в частности — разведка железных и свинцовых руд. Многое они сделали, это несомненно: найдены выходы каолина и гипса, обследовано железное оруденение. Но по самому важному вопросу — по свинцу — ощутительных результатов не получено. Свинец безусловно есть, о нем свидетельствуют сотни признаков, но к месту его залегания они еще не подобрались. Он, Синягин, хочет сказать следующее. Официальный срок их экспедиции заканчивается, формально никто не упрекнет их, если они возвратятся. Он понимает: зиму приятней проводить в Полярном, около доброй жены, в теплой комнате с удобствами, с приятелем за кружкой пива. Но есть вещи более важные, чем личные удобства. Пусть товарищи подумают над этим.

После Синягина Лукьянов предоставил слово Смородину. Обычно насмешливый и веселый, он сейчас говорил серьезно и твердо. Он резко обрушился на Синягина. Он заявил, что не будет говорить высоких фраз, хотя мог бы сказать их не меньше Синягина, — достаточно напомнить, что родина наша нуждается не только в свинце, но и в железе и что задерживать подсчет запасов обследованного железного оруденения никому не разрешат. Он, Смородин, поражается: как можно назвать разведкой эту авантюру, на которой настаивает Игорь Евгеньевич? Их экспедиция имела летнее и осеннее задание, она плохо подготовлена к арктической зиме, у них мало теплой одежды, палатка не укреплена, не хватит продовольствия. Что они сделают, когда разразятся зимние пурги? Чем они осветят место работы, когда перегорят все запасы лампочек? Уже сейчас буровой станок часто останавливается. А что будет завтра, когда грянут шестидесятиградусные морозы? Или Игорь Евгеньевич думает, что Арктика даст скидку на его решения и подарит ему зиму с игрушечными ленинградскими морозами? Надо смотреть на дело прямо — зимой будет не работа, а простой, люди, лишенные возможности высунуть нос наружу, будут валяться в продуваемой насквозь палатке, замерзать от холода, изнывать от голода, тосковать от безделья. Он, Смородин, предлагает немедленно сниматься, поскольку срок их экспедиции вышел и план разведок выполнен по объему работ. Самое важное сейчас — срочная обработка добытых материалов. Весной, когда начнутся рейсы самолетов, на Курудан прилетит новая партия и закончит начатую ими работу.