Кирилл Голованов - Море дышит велико

Катер, рванувшись, осел на корму. Выра дал правому и среднему моторам форсаж, левому реверс назад до полного. И ещё скомандовал — положить руль на борт до упора. Накренившись, хлебнув воды палубой, «охотник» совершил немыслимый пируэт. Но катер всё же не балерина. Не мог он обойтись без циркуляции. На транце дыбом встала белая щепа в огненных светлячках. И вроде кто-то упал. А «фоккеры» с натужным ревом мелькнули и скрылись в дыму.

— Лихо, — одобрил комдив. Странно, но он не вмешивался в управление «охотником», проявив сдержанность, редкую среди начальства.

На похвалу Выра не реагировал. Он был недоволен маневром.

— Осмотреться! Пробоины заделать! Раненого перевязать…

— Никак нет, товарищ командир. Все целы…

— А минёр на юте?

— Вот он я! Упал на огонь, чтобы, значит, не разгоралось…

Хлопцы кричали громко, наперебой, и это был хороший признак, обнадёживающий.

Потом отражали новый заход, похожий на первый. Похожий, да не совсем. Комендоры стреляли увереннее. Малиновые трассы осколочных гранат на сей раз скрестились перед головным «фоккером». Тот, словно споткнувшись, канул, и залив отрыгнул грязным гейзером, вздрогнув до грунта. Другие самолеты спасались россыпью от подоспевших «харрикейнов» флота.

Было время прибрать стреляные гильзы и вместе со стволами маленько остыть. Выра понимал: стволам проще. Им что? Нарезные трубы, есть тормоза отката, а нервов нет. Около пушек поднялся галдёж. Орали, как глухие, но никто не слушал. Сорокапятка хоть невелика, а бьет резко, закладывая уши. Впрочем, и слушать было нечего. Ругань не имела особого смысла. Лейтенант не мешал команде спускать пары, однако ёжился. Раз вот тоже так, после боя, от него потребовали разъяснений, почему допускает кабак и вообще есть ли у него волевые качества. Выра не любил, когда на борту начальство, и потому не особенно удивился свирепому взгляду комдива:

— Радиста на мостик! Серия «воздух». Записывайте…

Радиограмма была о том, что авиации флота следует прикрывать конвой, не допуская до него «фоккеров», но выражения оказались такими, что бывалый старшина-радист оторопел, а матросы на палубе притихли, явно прочистив уши.

— Чего остановились? Передать открытым текстом. Подпись — Терский. И непременно получить «квитанцию». Выполняйте.

Но это было ещё не всё.

— Сигнальщик! Чёрт побери. Пишите на дрифтер-бот: «Не дичай, милый, — тулиться некуда!»

— Как это «дичать»? — решился переспросить тот, хлопая шторками прожектора: точка… тире… тире… точка…

— Разводить панику! — охотно пояснил комдив. — Он — поймет.

Сочный диалект поморов многое терял при передаче отрывистой морзянкой, и семафор не смог отрезвить ошалевшего шкипера. Груженное снарядами промысловое судно, выжимая из движка наивозможные обороты, постепенно отрывалось от буксира с баржой. Конвой растянулся. Четыре катера охранения теряли огневое взаимодействие, а связь между ними была допотопная.

Что толку было ругаться? Кто услышит, если радиотелефонной аппаратуры не выделили? Её пока на флоте не хватало, и связь была скорее «потопная». Особенно в сплошном дыму. Конвою теперь угрожал въедливый пульсирующий гул, который нарастал, падая сквозь мглу. Так, под сурдинку, ворчали только моторы пикирующих бомбардировщиков. И силы охранения, вырвавшись к кромке дымзавесы, почти одновременно открыли зенитный огонь. Порознь командиры катеров действовали синхронно. В этом, собственно, и заключалась польза от проведенной накануне штабной игры.

«Юнкерсы» пёрли сквозь вспышки разрывов. Выра ждал отделения бомб, чтобы в последний момент ускользнуть. Теоретически это просто — маневр на контркурсах, хотя в огне, в грохоте, в нарастающем визге сердце сбивается с ритма, всегда кажется, что поздно спохватился и уже ничто не спасет.

Однако в штабной игре всего не предусмотришь. Новый доклад сигнальщика: «Справа шесть „фоккеров”!» — означал, что, спасаясь от бомб, «охотник» неизбежно попадал под пулеметно-пушечный удар штурмующих истребителей. Выра украдкой взглянул на комдива. Тот раздраженно ткнул перстом вверх, но энергичный жест трудно было понять. И вдруг обе группы атакующих самолетов смешали строй.

— Ха! — опустил Терский свой бинокль. — Весьма кстати. Здоровая реакция на радиокритику…

Флотские самолеты разили в упор. Противник бросил на них «мессеры», и всё смешалось растревоженным птичьим базаром. Поди разберись, у кого на крыльях красные звезды, у кого чёрные кресты, кто горит, кто стреляет, где бой на виражах, а где опасный прорыв к транспортным судам. Катера ныряли в дым, выскакивали обратно, огрызаясь пушками и пулеметами, лавировали меж всплесков, которые замирали на миг заиндевелыми кронами, стеклянно вспыхивающими изнутри.