Кирилл Голованов - Море дышит велико

— Сейчас будет стрелочников искать, — сказал Пекочинский, после того как подали сходню.

Однако капитан-лейтенант Выра раздавать фитили не стал.

— Чтобы не было шептаний по гальюнам, — сказал он, сурово оглядев личный состав, построенный по большому сбору, — объявляю: «Виноват я!»

Кабы заранее знать, как встретят в отряде, Осотин трижды бы подумал, прежде чем подавать рапорт в морскую пехоту. Блиндаж, куда надлежало явиться, он нашел не сразу. Груда глинистого сланца, в расселинах которого рос мох и березовый стланик, ничем не отличалась от остальной местности. Как удалось выдолбить в камне яму такой глубины, чтобы в ней поместился бревенчатый сруб? Оконные проемы дома были наглухо заложены плавником, взамен крыши — тройной накат с «подушкой» из щебня, под самым потолком прорублены узкие щели, в которых плотным рядком просвечивали пустые стеклянные банки. Блиндаж был бы просторным, даже огромным, если бы двухэтажные нары по обе стороны от входа. На них лежали, спали или просто сидели полуодетые парни в лыжных фланелевых рубахах, армейских шараварах, гимнастерках, флотских робах из отбеленного или синего брезента. Их объединяли только тельняшки, полосатившиеся у кого во весь торс или уголком из-под воротов. И ещё повсюду было оружие. По стене на гвоздях висели пистолеты-пулеметы Шпагина ручные, дегтяревские, с коническими надульниками, семизарядные винтовки Токарева с плоскими штыками, пистолеты и револьверы в кобурах, все разных калибров и систем, ножи-финки в ножнах с цветными наборными рукоятями из плексигласа.

Осотин привык к флотским кубрикам, которые всегда выглядели опрятно, к единообразию морской формы, к стеллажам с синеватым частоколом примкнутых штыков. Тут всё было не так, и он задержался у дверей, не понимая, куда попал, кому доложить о прибытии.

— Здорово, братва!

— Привет, если не шутишь, — отозвался круглолицый шпендрик в грубошерстном домашнем свитере. Сидя на корточках у небольшой печурки, он ловко потрошил картонные гильзы трофейных ракет и высыпал их содержимое в топку. Чугунные бока сотрясаясь от желтого, зеленого, багрового огня. Развешанные вокруг портянки исходили едким паром.

— Ещё один салага, — засмеялись с нар.

Осотин с достоинством обернулся — нет ли позади кого.

— Положим, боцман, — поправил он, представляясь по должности.

Узкая золотая нашивка над обшлагом шинели так указывала на старшинское звание.

— Тогда ошибся адресом, — нахально прищурился шпендрик в свитере. — Боцмана не требуются. тут другая работа.

— Положим, флотского порядку не хватает, — возразил Петр, соображая, как бы смачнее отбрить. самый раз научить действовать шваброй, чтоб «палубу скатить и пролопатить».

— Полундра, мужики! Нам рекомендуют мокрую приборочку!

Парень с усиками, который обозвал Петра салагой, вытащил трофейную губную гармошку, очень похоже изобразил на ней соответствующий сигнал дудкой, а ж потом резко сменил репертуар.

— Эх, яблочко! Куды котишься? К егерям попадешь, не воротишься… — дурашливо подтянули соседи.

Осетину стало ясно. От реакции на песенку во многом зависит, как примут его здесь. Приглядевшись, он увидел за печуркой стеганые маты, как в физкультурном зале. Там же болталась на подвеске тяжелая кожаная «груша», свисали гроздья боксерских перчаток, лежали рапиры, учебные винтовки с эластичным штыком и фехтовальные шеломы с сетчатыми проволочными забралами.

— Виноват — не сообразил. Оказывается, здесь груши околачивают. Только не знаю чем?

С нар грянули хохотом, а шпендрик со всей серьезностью подтвердил:

— Молодец, наблюдательный. Скидавай шинелку, «сидор» положь. Так и быть покажу: и как, и чем…

Он явно напрашивался на хорошую взбучку. Усмехаясь, Петр ступил на ковер и в ту же секунду неизвестно как спикировал оземь, вскочил, зверея, бросился в атаку и вновь потерял почву под ногами. Он сражался отчаянно, но шпендрик неуловимо ускользал, а упругие маты не очень смягчали удары плашмя.

— Жидковат в коленках, — сказал ефрейтор с зелеными петлицами на застиранной гимнастерке.

— Эй ты, служба, заткнись! — рявкнул Петр.

— …но, кажется, злой, — продолжал пограничник, не обращая внимания на выпад Осотина.

— Может, самолюбивый? — возразил ему круглолицый. — Конечно, обидно. Надо понять.

— Все они самолюбивые, когда не в рукопашной, а вот так, на ковре…

— Ерунда! — заключил шпендрик. — Не умеет — научим. А злость? Ну, ещё поглядим…