Анатолий Наумов - Голубая мечта [Юмористическая повесть в эпизодах]

И тут снова подает свой робкий голосок кадровик.

— По штату, Геннадий Михайлович, у вас должен быть еще один заместитель…

— Какой еще заместитель? — удивляется управляющий. — Ах, да, по общим вопросам!

— Верно, должен быть, — со значением подтверждает Куколяка. — Хотя и обходились без него почти год.

— На что ты намекаешь? — хмурит брови управляющий.

— Да ни на что я не намекаю, — пожимает плечами тот, давая понять, что он сказал это без всякой задней мысли.

— Ты не крути, знаю я тебя, — разоблачительно смотрит на него Младенцев. — Ты пытаешься намекнуть на то, что Дробанюка можно было бы… — Он не договаривает, но хитрым прищуром глаз показывает, что все отлично понял.

— Я ничего не пытаюсь, — легко заводится Куколяка. — Но если уж начистоту, то на этом месте Дробанюк принес бы минимум вреда для производства!

— Э-э, куда хватил! — говорит управляющий, и по его примирительному тону ясно, что этого он уже не исключает. — Гм-м… Ну, допустим, поставим Дробанюка замом. А основания? Все-таки это повышение, и коллектив спросит: за какие заслуги? Что мы на это ответим? Чем обоснуем свою позицию?

— Так ведь анкета у человека какая! — горячась, вскакивает Куколяка. — Вы же сами говорили, что ангельская!

Младенцев кисло морщится.

— Опять эта анкета!..

— Ну, а если дело требует? — наступает тот.

— Анкета тоже должна что-то значить, — опять прорезывается голосок у кадровика.

— Вот так и идем на компромисс с собственной совестью! — театрально воздевает руки управляющий.

— Ничего, один раз в виде исключения можно, — продолжает гнуть свое Куколяка. — К тому же давайте внимательно проанализируем, как именно Дробанюк завалил работу управления. Это же по-своему незаурядно. Даже талантливо, я бы сказал…

Младенцев удивленно отшатывается и в этой напряженной позе внимательно следит за логикой зама.

— Завалить работу тоже можно по-разному! — подскочив, по-птичьи машет тот руками. — Одно дело, что у Дробанюка ничего не получалось в силу большой тупости и неспособности. Но ведь человек старался, хотя и невпопад, человек кипел, пусть даже как пустой чайник! Не всем дано быть выдающимися организаторами, Геннадий Михайлович, вы это лучше других знаете. Главное, что Дробанюк разваливал управление энергично и настойчиво!

— Насколько я тебя понял, Дробанюку надо немедленно похвальную грамоту выдать за эту настойчивость и энергию? — с нескрываемой иронией спрашивает управляющий.

— Не об этом же речь, Геннадий Михайлович, — взмахом руки решительно отвергает эту иронию Куколяка. — Речь о том, что мы можем с чистой совестью обосновать назначение Дробанюка тем, что он товарищ энергичный и старательный. Кто против этого возразит? А с учетом прекрасных анкетных данных и вообще…

— М-да, — раздумчиво произносит управляющий. — Смысл в этом есть… Действительно, человек копошился, предпринимал что-то там, барахтался…

— Пройдет за милую душу! — страстно убеждает Куколяка. — Вот увидите.

— Ладно, — соглашаясь, машет рукой Младенцев. — Зови Дробанюка, Буценко.

Кадровик резво бросается к двойной дерматиновой двери, но управляющий тут же нерешительным взмахом руки останавливает его.

— Погоди, лучше не надо…

— Ну, почему же?.. — всплескивает руками Куколяка.

— Да потому, — морщится тот. — Общие вопросы из конкретных состоят. Так что номер не пройдет. Тем более, что ими действительно заниматься надо.

— Генна-адий Михайлович! — укоризненно произносит зам. — Ну, разве ж мы не занимаемся?! Надо найти такое решение, чтобы все были довольны…

— И что ты предлагаешь? — недоверчиво спрашивает управляющий.

— Выход простой, — убежденно доказывает тот. — Занимались же мы в тресте этими вопросами раньше — и все было в ажуре, кажется.

— Это только кажется, — возражает Младенцев. — Не-е, — отрицательно покачивает он головой, — надо, чтобы ими занимался один человек Вопросы общие, а ответственность должна быть конкретной.

— Один никогда не потянет, — с жаром убеждает его Куколяка. — Ну, хорошо, — говорит он, — часть вопросов возьму я на себя, часть — Загорулькин.

— Ладно, зови.

Кадровик снова бросается к двери и вводит обильно вспотевшего и по-рачьи красного Дробанюка. Садись, — жестом показывает управляющий. Дробанюк сиротски пристраивается на кончик самого дальнего от управляющего стула.

— Ну, что скажешь нам, Константин Павлович? — пристально смотрит на него Младенцев.