Евгений Добровольский - Испытательный пробег

Я рассказывал Севе, что калибры возникли, чтоб сравнивать изделия с тем, которое бесспорно признавалось во всех отношениях качественным. Жизнь начинала требовать строгого единообразия, ибо малейшее отклонение приводило к трагическим последствиям. Случалось, при выстреле снаряды разрывали орудийные стволы, гибли свои люди. Гибли только потому, что снаряды выпускали разные заводы, и на тех заводах величину дюйма определяли с отличием в две десятых миллиметра. Всего-то! Подумаешь, две десятых, величина — глазом не ухватишь! Если бы он свой детектив не читал, я бы отряхнул руки, ушел. Но он читал, лодырь, конечно, вместо того чтоб уроки делать, читал про шпионов, намеревавшихся выкрасть государственные секреты, и там за ними погоня снаряжалась, но в самом интересном месте свет погас.

Мне надо было что-то важное проверить. Я заслужил. А потому начал рассказывать, как собрались вместе ученые со всего света, и был создан платиново-иридиевый стержень длиной ровно один метр, метр-прототип, хранящийся ныне в международной палате мер и весов в Севре близ Парижа. Метры-эталоны хранятся в разных странах, наш — в Ленинграде, во Всесоюзном институте метрологии имени Менделеева. И покоится он в особой бронированной комнате с двойными дверями, рассказывал я, и пол в этой комнате не связан со стенами, что предохраняет эталон от вибраций и сотрясений. Там нет окон, туда не проникает солнечный луч, иначе нарушится температурный режим. Эталонный метр лежит в деревянном футляре, завернутый в бархат. Но это еще не все! Футляр заключен в латунный цилиндр, который заперт в несгораемом шкафу не на один, а на три разных замка, ключи от которых хранятся у трех сотрудников института.

— Прямо как в сказке про Кащееву смерть, — удивился Сева. — Она там в сундуке, а сундук — на дубу, а дуб — на острове…

Если б он не читал своего детектива в яркой обложке, мне бы идея эта в голову бы не пришла. Но он читал! Или это Игорь так меня своими рассуждениями разбередил, что я подумал вдруг, сидя на соседской тахте, — вот с чего все началось! — какую ж захватывающую драму можно предложить читателю про то, как некие злодеи собираются похитить или, того хуже, заменить настоящий эталонный метр поддельным. Сколько всего вокруг этого сюжета можно накрутить! Не только выстрелы, засады, погони… Я подумал, что происходит со страной, теряющей точность в работе, как становится она к прецизионному станку с трясущимися с похмелья руками, взглядывает на шкалу микрометра равнодушным взглядом… Теперь я знал, о чем надо говорить, и утром в кабинете у Игоря — мы с утра план работ на день составляли — легонько, как тот патрон в соседскую люстру, ввернул, — он сразу понял, что я начатый в машине разговор продолжаю, насторожился:

— Командир, — сказал я, — моя бы воля, свободное время да способности в виде чувства слова, я б про Алексея Сурина написал бы.

— Кто таков?

— Слесарь тульский. В Англию в командировку ездил.

— С оружейного? Пиши, — снисходительно разрешил Игорь. — Валяй.

— Было уже. Это о нем Лесков свалял. Сказ называется о тульском косом Левше и о стальной блохе. Все точно.

Я не просто так Сурина вспомнил! В тот год, весной нам с Павлом пришлось некоторое время ездить на «Щербаковскую», работать на «Калибре». Там в цехе измерительных автоматов завершали для нас сборку автоматической линии, предназначенной для окончательной проверки колец карданного вала, и нам приходилось выходить вместе с бригадой в ночную смену: днем приборы не обеспечивали заданной точности, чувствуя вибрацию от станков, работающих на соседних механических участках. И еще бригадир сборщиков просил нас не слишком перекусывать в перерыв. «Каждый человек отдает тепло, — он нам объяснял. — Ваших калорий хватит, чтоб всю картину нам смазать. У нас точное изделие, оно, видишь, реагирует на малейшие перепады температуры». — «Микроны ловите?» — с пониманием усмехнулся Игорь. «Какой микрон! Пройденный этап. Микрон для нас — трамвайная остановка. Лекальщики наши шутят». И с горечью рассказал, как с хорошим парнем толковым пришлось ему недавно расстаться: профессиональная непригодность — повышенная влажность рук. А какой это лекальщик, если у него руки влажные! Точности не будет. Игорь весь этот разговор, несомненно, помнил, и я тихонечко подкинул ему:

— Надо микроны ловить, а не только верстами мерить дали неоглядные.

— Ты понимаешь, а я, я не понимаю! — крикнул он, и, до чего бы мы докричались в то утро, неизвестно, если б не позвонила наша строгая Юля и не произнесла начальственным своим голосом: