Василий Гроссман - Избранные произведения в одном томе [Компиляция, сетевое издание]

Но и в бане все напоминало о войне, и сердечная тревога ни на минуту не утихала. Мылись военные девушки, в раздевалке висели их зеленые юбки, гимнастерки с треугольниками на воротниках, стояли солдатские сапоги да еще мылись две молодые, сытые женщины, приезжие, как поняла из их разговора Варвара Александровна. Никого знакомых в бане не оказалось.

Баня, в которую Варвара Александровна ходила долгие годы, для военных девушек была случайной и неинтересной. Они вспоминали бани, где им приходилось мыться, — в Воронеже, в Лисках, в Балашове; а через несколько дней где-нибудь в Саратове или в Энгельсе будут вспоминать они сталинградскую баню. Хохотали они так громко, что голова заболела. А гражданские, не стесняясь, говорили о всяких неприличиях, обсуждали свои дела. Варвара Александровна подумала, что с этими женщинами не так помоешься, сколько наберешься всякой дряни.

— Эх, война спишет, — кричала одна и трясла завитой в перманент мокрой головой.

А вторая, поглядев на Варвару Александровну, с усмешкой спросила:

— Что ты, бабка, смотришь на меня щучьими глазами?

— Ох, я бы посмотрела так, чтобы звания от тебя не осталось, спекулянтка, — сказала Варвара Александровна. Она не стала мыть волосы, как предполагала, обвязала голову полотенцем, чтобы не замочить их, торопливо помылась, лишь бы скорей уйти.

Когда она пошла в сторону дома, объявили воздушную тревогу. Варвара Александровна проходила в это время мимо пустыря, где стояли зенитные пушки. Пушки страшно ударили, ушам стало больно, Варвара Александровна кинулась бежать, повалилась на землю в пыль. А так как после бани она была вся влажная, потная, — пыли налипло много, она пришла домой перепачканная.

Невестка, вернувшаяся с дежурства, стоя на крыльце, ела хлеб с огурцом.

— Что с вами, упали? — спросила она.

— Сил моих нет, — проговорила Варвара Александровна.

Но Наталья ее не стала утешать, повернулась и пошла на кухню.

Наташе казалось, что дома никто ее не понимает. Она ходила к знакомым и в кино, старалась забыться оттого, что была несчастна, а была несчастна оттого, что день и ночь тосковала по мужу. Она и курить стала, и бралась за тяжелую работу, однажды почти двое суток подряд стирала, перестирала в детдоме двести восемьдесят штук детского белья, наволок и простынь — лишь бы развеять свое горе. Будь ей легко и хорошо, она не стала бы курить и ходить к знакомым. Но только новая ее знакомая Клавдия, нянька в детском доме, понимала и жалела ее.

А Варвара Александровна особенно корила невестку за дружбу с Клавдией. Да, не могли они со свекровью понять друг друга и не хотели понять, хотя обе любили Анатолия. Варвара Александровна ходила к гадалке и в церкви молилась. Но ни цыганка, ни Бог не могли ей помочь распутать клубок, запутанный еще в далекую, далекую, древнюю пору. Мать, давшая сыну жизнь, и жена, давшая жизнь ребенку этого сына, — обе имели право на первенство в доме. В этом совместном их праве было и бесправие, и они поняли, а может быть, им казалось, что они поняли простую и грубую истину: чья сила возьмет, того сила и будет.

Варвара Александровна, стоя в передней, очистилась от пыли, обтерла туфли тряпкой и прошла в комнату. Спросила у внука:

— Дедушка не приходил?

Володя нечленораздельно замычал; сощурив глаза, он смотрел из открытого окна на небо, где жужжал невидимый в огромной высоте самолет, выжимавший из себя белый пушистый след.

— Разведчик, — сказал он, — фотосъемку делает. — Так объяснили ему зенитчики.

Она подумала: «Господи, что спрашивать, пришел бы — кепка бы на гвоздике висела; видно, остался с утренней сменой».

Ей представился горестный круг ее нынешней жизни, и она пошла на огород поплакать среди веселых красных помидоров, чтобы Наталья не видела ее слез. Но когда она пришла на огород, то увидела, что место уже занято: на земле сидела невестка и плакала.

После обеда в дверь постучался какой-то странный старичок. Варвара Александровна сперва подумала, что это эвакуированный ищет квартиру. Но оказалось, старик пришел к Павлу Андреевичу.

— Здравствуйте, матушка, — сказал он, — могу ли я видеть товарища Андреева?

«Какая я тебе матушка, — с раздражением подумала она, подозрительно оглядывая старика, — я тебе, старому хрычу, в дочки гожусь».

Ее внимательный глаз сразу же отличил преклонные годы Мостовского, ее не обманули быстрые движения и сильный голос старика. Она пустила его в комнату и сердито подумала, что старик пришел к Павлу Андреевичу по выпивательному делу.