Поздоровавшись с ними, я села за столик. Дама в синем костюме допила кофе, быстро провела по губам палочкой помады и вышла из кафе.
Вскоре ушла и я.
За оградой дремали виллы, ветер тихонько овевал края опущенных штор. У калиток чинно, как часовые, стояли оставленные молочником бутылки молока. По пустынному шоссе проехала на велосипеде молодая женщина в жакете с капюшоном; впереди нее, на креслице, прикрепленном к велосипедной раме, сидел сердитый маленький мальчик.
Пэгги и Лиззи, обе крайне деловитые и озабоченные, прошли в глубь аллеи, держа в руках мячи; за ними, тяжело ставя ревматические ноги, торопилась няня с развевающимися лентами на чепце.
От залива шел осенний, тусклый блеск. Впереди толпились клены, пылающие, точно факелы. Осень шагала по земле Швеции, одетая так же пышно и хрупко, как в лесах Подмосковья. Но каменистые шхеры, валуны среди кустарника, запах незнакомых трав, тяжелый всплеск лебедя в озерных камышах — все было непривычным.
Подъехал автобус. И вот уже остались позади берег залива, вереск на песке, клетчатые близнецы, шагающие по аллее, прилежно размахивая мячами…
Автобус мчался по улицам города в грозно шелестящем потоке машин, в котором, как стрекозы на реке, отважно вились велосипеды.
Мы пролетали мимо площадей, где вздымали бронзовых коней давно усопшие короли, мимо набережных с сиротливо покачивающимися голыми яхтами, мимо универмагов с плывущими в глубине эскалаторами, на которых чинно и безмолвно стояли покупатели…
И вдруг улицы как бы распахивались, открывая бульвар.
Там было безлюдно и тихо. На скамейках отдыхали пожилые господа; белки с идиллической доверчивостью прыгали к ним на плечи, выпрашивая орешек. Кленовый лист задумчиво слетал с ветви, но тут же сторож, солидный и важный человек с лицом банкира, устремлялся к нему, размахивая метлой. И снова на гравии дорожек сияла пронзительная чистота.
Не успевала я разглядеть все это, как автобус мчался дальше, пока, взвизгнув тормозами, не замирал у светофора.
Теперь из окна было видно, как пешеходы перебегают дорогу. Рядом с кокетливой дамой, державшей на поводке дрожащую голую собачку, плыла полная монахиня с опущенными глазами, в темном одеянии и огромном белоснежном головном уборе.
Но светофор вспыхивал зеленым светом — и все оставалось позади.
И снова мелькали улицы, набережные, здания банков, дворцы с их нежилой тишиной и ласточками, вьющимися над шпилем… Я выскочила из автобуса и свернула в переулок, решив отправиться дальше пешком.
Значительно позже, чем следовало, мне стало ясно, что я заблудилась.
Третий раз подряд я попадала на одну и ту же площадь, к витрине, где томились три манекена, кутая в трикотаж пластмассовые плечи и вперяя в прохожих отрешенные глаза.
Казалось, давным-давно я должна была выйти на набережную, попасть к королевскому замку, где в этот час обычно происходит смена караула и солдаты в белых касках и белых гетрах маршируют по дворцовым камням, как маршировали триста лет назад. Но снова и снова я блуждала среди незнакомых домов и, как заколдованная, выходила к витрине с тремя манекенами.
— Что за чепуха! — сердито сказала я вслух.
Женщина, разглядывающая витрину, обернулась.
Я увидела синий костюм, тонкую шею, охваченную воротничком блузки, щеки, чуть тронутые румянами… Это была моя утренняя соседка в кафе.
— Могу ли я помочь вам? — сказала она по-английски ту учтивую, ни к чему не обязывающую фразу, которую говорят в этой стране приезжим многие — от полицейских до благовоспитанных школьников.
— О! — смущенно вздохнула я. — Не скажете ли, как пройти к замку?
Женщина молча смотрела внимательными блестящими глазами.
— Вы русская? — неожиданно спросила она и покраснела. — Ну конечно же, русская! — сказала она, не дожидаясь ответа. — Как я сразу не догадалась! В отеле мне сказали, что приехала дама из России. А я не сообразила, что вы и есть эта русская дама… О мой бог!
Она продолжала смотреть на меня, приветливо улыбаясь. Ее костюм, манеры, отличный английский язык — все говорило о том, что передо мною хорошо воспитанная женщина, много ездившая по свету, умеющая быть любезной… Вблизи она показалась мне даже более молодой, чем тогда, когда я видела ее в отеле, но по-прежнему я не могла бы точно определить ее возраст.
— Какая неожиданность! — вдруг сказала она по-русски и даже засмеялась от удовольствия. Очевидно, ей было приятно произносить русские слова. — О, какая приятная неожиданность! Могла ли я думать, что буду иметь сегодня такую милую встречу?
Читать дальше