Николай Корсунов - Высшая мера

И — пошли!.. И сестра жениха Евдокия Павловна косынку низом стелет, и муж ее Василий вприсядку идет, и Устим Горобец козлом взбрыкивает, и отец Айдара Калиева шут знает что выкамаривает. И даже Стахей Силыч пролез под столом, чтобы попасть на середину своей большой, а нынче тесной горницы. Да как врезал старый казак каблуками коваными, будто кто цепами взмолотил наперегонки на току! Да как свистнул разбойничьи, по-казацки! От такого свиста в ушах костенеет, кровь останавливается в жилах.

«Ух, ух!» — стонали полы.

«Ах, ах!» — отзывались стены.

И пускались вприсядку огни ламп. И звякала посуда на столах.

Пяткам тесно — шире круг! В кругу «казачок» буйствует:

Нет, не умел Костя переносить такое, да еще на печи. Прыгнул на пол, схватил две деревянные ложки и сыпанул с колена, из-под ладони густейшую дробь, кинул задыхающимся басам подмогу, подбросил плясунам пылу-жару. А сам косил глазом: видит ли командир Табаков? А тот видел! Улыбался Косте и озорно, поощряюще подмигивал: дуй, браток, вваливай!

…Уходил Костя со свадьбы вконец уморенный и счастливый. Уходил, когда начали кричать первые петухи.

А свадьба еще только-только добиралась до вершины своей: в полуосвещенных сенцах кто-то на спор бил задом тыквы…

Сквозь сон Костя услышал приглушенный говор. Женщина сказала: «Пускай спит, не трогайте…» Потом скрипнула дверь в горницу и опять тот же голос пожелал: «Ну дай, первая ночка, и сынка и дочку!..»

Костя успел подумать, что это, наверно, молодых привели. Не знал, что их сюда приведут, а то бы к Айдару ушел ночевать.

Дальше все смешалось в голове и пошло по-другому…

Снился Косте майор Табаков. Командир мчит впереди на лихом коне, за его плечами хлопает на ветру черная бурка, а в руке шашка блестит. Костя на таком же коне несется следом и направо и налево рубит врагов. Головы их летят на землю и хряскают, как переспелые арбузы. Оглянулся Костя — укатано ими все поле, точно бахча. Потом перед строем красных конников командир крепко жмет Косте руку и говорит: «Ты настоящий казак, Костя! И за твою великую храбрость и геройство я отдаю тебе в жены мою племянницу Анастасию…» Тут рядом с Костиным локтем появляется Настя в прозрачной вуали, но без фаты. В ее непокрытых темно-рыжих волосах — цветы, огромные полевые тюльпаны. С другой стороны невесты встает неизвестно откуда взявшаяся старуха в траурной шали. Она смотрит на алые тюльпаны и шепчет проваленным ртом: «Цветы, ах какие цветы! Ими украшают невест, ими украшают могилы…» Но Настя не слышит ее, она повернулась к Косте. И он вблизи видит ее необыкновенные вишневые глаза, они будто летним дождем промыты. А Косте непонятно: она же вроде невестой дяди Сергея была… Но командир кричит «горько!». Командиру лучше знать, чья она невеста. Настя кладет на Костины плечи руки и тепло прижимается к нему, а затем долго и сладко целует. У Кости сердце заходится в груди, а сам он от такого поцелуя как бы даже сознания лишается и куда-то летит, летит в голубые небеса и видит, как внизу, по такой же голубой траве кузнечиком скачет дружок Айдар Калиев и говорит неведомо кому: «Любовь — она куда хошь поднимет и занесет человека. А у Насти — гла-за-а!..» Но почему-то в этот момент голос дяди Сергея зло и громко произносит: «Позор! Это позор!..»

И Костя проснулся. Находясь еще в чумной лихорадке после увиденного во сне, он не мог сообразить, где он и что с ним происходит. Наконец понял: лежит дома, в задней комнате, на вынесенной туда койке… Свадьба, танкист Табаков, невеста и жених… Костя даже сел на своей железной койке — до того ему неловко стало, как вспомнил сон. Казалось, до сих пор ощущался на губах запах духов и пудры, запах полевых цветов… И приснится же такое! А Настя — за полуоткрытой дверью, в горнице, и это оттуда прорывался нервный голос дяди.

В избе и на улице было светло. По небу гуляла полная луна. Костя, вытягивая шею, осторожно заглянул в горницу.

Сергей сидел в белой сорочке за столом, и перед ним темнела бутылка водки. Рядом белели тарелки с закуской. Видно, свахи для молодых оставили. Он взял бутылку и наклонил ее над стаканом, послышалось бульканье.

— Не пей, Сережа! — шепотом попросила Настя. Она стояла около окна, прислонившись спиной к его косяку. С плеч свисала серая оренбургская шаль. — Не пей, прошу тебя…