Василий Золотов - Меж крутых бережков

Ну и ну, какая семейка валит! Держись только! Ваня хорошо знал, как трудно сейчас с рабочими руками в колхозе, и потому от души порадовался.

«Да разве бы мне одному справиться в срок? Началось сокодвижение. Упусти день — и сад погибнет!»

Школьники вскоре подошли к саду. Внимательно посмотрев на ребят, Ваня наигранно строго спросил:

— Что за прогулки во время уроков?

— На помощь пришли, Ваня. Показывай, что делать, — сказала раскрасневшаяся Катя.

Подошел Иван Павлович, подал руку. Ваня засуетился, начал смешно и бестолково объяснять, как накладывать «мостки».

— Знаем, знаем! — закричали ребята, разглядывая уже готовые штамбы.

Иван Павлович отозвал Катю в сторонку и, переговорив с ней, стал распределять учеников на группы.

— А где же Наташа? — спросил он у Аленки.

— На ферму побежала, ключ отдать матери.

Минут через пятнадцать Наташа пришла, да не одна, а с Феней и тремя доярками, вырвавшимися на полчасика помочь ребятам.

Разговоры мало-помалу утихли, все занялись делом. Наташа работала проворно, и Иван Павлович невольно залюбовался ею. «Добрая могла бы выйти из нее садовница», — подумал он.

Девушка, искоса перехватив его взгляд, сказала:

— Годика через три приеду к вам на гастроли, пройдусь по саду со своими дружками из ансамбля, скажу: «А ведь есть тут и моя доля».

Все это было сказано таким тоном и с такой уморительно важной миной, что девчата, не утерпев, рассмеялись, а Наташа, озорно блестя ослепительно белыми зубами, продолжала:

— Хотите знать, кем станет наша Алена? Серьезно, хотите? — И, ритмично размахивая садовым ножом, предрекла: — Алена будет корпеть над фолиантами, глотать пыль — она собирается в Архивный, там наплыв меньше. Давайте закроем глаза, девочки, и погадаем: пролетит сколько-то лет, найдет вдруг наша Алена старую-престарую грамоту, а в ней, в той грамоте, сказано будет… — Наташа сделала паузу, окинула одноклассниц хитрым взглядом. — Сказано, что здесь вот, на этом самом месте, зарыт каким-то ханом клад, а чтоб добыть его, надо вырубить сад, понимаете, на нет свести наш сад, и что, вы думаете, она решила?

— Ну, ну, договаривай, что она решила? — сгорая от нетерпения, заулыбались подруги.

А баламутная Наташа уже перекинулась на другое — увидела Катю, манит к себе:

— Катюша, покажи-ка платье. Помнишь, вчера обещала.

Катя смутилась — рядом стоял Иван Павлович.

— Ну что ты, Таха, потом…

Догадавшись о причине ее смущения, Наташа схитрила:

— Иван Павлович, мальчишки курят. Вон за той яблоней спрятались.

Иван Павлович лукаво прищурился, отошел в сторону.

В полдень к саду, шпоря облепленного вешней грязью Воронка, подъехал Нил Данилыч. На побуревшем лице — печать бессонницы. Не успел выбросить ногу из стремени — навстречу Ваня. По его глазам Нил Данилыч понял — дела в саду круто изменились. На сердце сразу отлегло. Невольно вспомнилось, как всегда на партбюро поругивали Ваню за нерасторопность. «Говорят, нехороший вожак у молодежи, а глянь, сколько привел народу. Вот что значит беспокойство. Зря плели: «Не может организовать» и тому подобное. Может! Стоит только захотеть!»

Припадая на затекшую ногу, Нил Данилыч пошел навстречу комсоргу.

— Молодец, Ваня, молодец, — говорил он, крепко пожимая ему руку.

А тот, смущаясь и торопясь, в который раз уж начал пояснять, как он с ребятами оперирует яблони.

— Сейчас такое времечко — сокодвижение. Прозевай минуту — капут.

— Сокодвижение… — задумчиво проговорил Нил Данилыч. — Верно сказал ты, Ваня. Соки подымаются — к росту, значит. — И посмотрел на школьников, копошащихся вокруг яблонь.

«Вот бы кого после школы на фермы. Буйная, нерастраченная сила».

Он ходил по междурядьям, поглядывал на обмотанные рогожкой яблони. «Оживут ли? — тревожно проносились в голове мысли. — Оживут!»

Прошло несколько дней. Вода в реке сошла, припойменные луга стали покрываться травой. Однажды люди, проходя утром в поле, немало были удивлены: по всему южному склону, что раскинулся левее молочной фермы, белым-бело: сад зацвел, молодые яблоньки источали хрустальную свежесть. Они бежали по взгорку навстречу утреннему солнцу, словно стая лебедей, готовая взмыть в бездонную глубину. Каждый останавливался на минутку и, облегченно вздохнув, улыбался.

— Ишь ты! — обрадовался и Нил Данилыч, тоже остановившись. — Глянь-ка, цепкий какой — закудрявился. Живуч!

С той поры на закате почти каждый день сюда приходит Феня. Уберется с телятами и украдкой, незаметно прямо к молодым яблоням. Саша долго смотрит ей вслед пытливым взглядом… Куда пошла, зачем, что тянет ее к яблоневым посадкам?..