Виктор Устьянцев - Штормовое предупреждение [Рассказы]

Таня резко обернулась, удивленно вскинула брови, что-то сказала. Но Гвоздев не слышал ее, он захлопнул дверь и выскочил на улицу…

Ушел! Вот чудак, неужели он истолковал этот визит Савина, как что-то такое?.. Как он мог о ней так подумать? Нелепо.

А Савин самодовольно продолжал:

— Я уже говорил с комбригом, он обещал комнату в новом доме, если женюсь. Служба у меня теперь спокойная — от и до. Вы, конечно, будете учиться, работать вам незачем.

— Слушайте, Костя. Ну, почему вы такой нудный?

Он не обиделся.

— Я вам, Танечка, говорю, исходя из жизненного опыта. В вас еще много такого, знаете ли, наивного. Вы еще не знаете жизни. Я знаю, что вы меня не любите. Но я уверен, что со временем вы привыкнете ко мне.

— Нет, Костя, к вам я никогда не привыкну.

— Ну, это как сказать. Если крепость нельзя взять штурмом, ее берут длительной осадой.

— Эх вы, стратег! Я вас очень прошу: уйдите! Вы мне просто надоели.

— Вы меня гоните?

— Господи! Ну, неужели вам даже это не ясно?

— Хорошо, я уйду.

Савин встал, надел шинель. Потом спросил:

— Скажите честно: Борис к вам приходил сейчас?

— Думаю, что да.

— Тогда понятно. Сожалею, что помешал вам попрощаться.

— Почему попрощаться? — насторожилась Таня.

— Завтра его здесь уже не будет.

— Но он вернется.

— Вряд ли. Сюда он вряд ли вернется.

Таня встала, подошла к Савину, взяла его за рукав:

— Договаривайте. Я вас очень прошу. Куда они уходят?

— Вот этого я не могу сказать. Просто перебазируются.

Таня опустилась на стул.

— Какая же я дура! Ну почему я его не вернула?

Она не слышала, как ушел Савин. Ею овладело какое-то безразличие ко всему, она сидела, ни о чем не думая, ничего не видя и не слыша. Не заметила даже, когда пришла Настя.

— Ого, ты кого-то ждешь? — спросила Настя, разглядывая бутылку. — Мускат. Крымский. В наших краях большая редкость. Где ты достала?

Таня долго смотрела на Настю непонимающим взглядом. Наконец до нее дошел смысл того, о чем говорила Настя.

— Это Савин принес. Выкинь ее в окно, — устало сказала Таня.

— Да ты что, чокнутая? Давай-ка лучше выпьем. — Настя открыла тумбочку, достала две чашки.

— Ты знаешь, Гвоздев уходит отсюда, — сказала Таня.

— Куда?

— Не знаю. Завтра.

— Жалко. Интересный парень. Я бы за такого, не задумываясь, пошла замуж.

— Ты только об этом и думаешь.

— А о чем же я, по-твоему, должна думать? — вспылила Настя. — Мне уже двадцать шесть. Еще годик-два, и я вообще никому не нужна буду. Если хочешь знать, я сюда только затем и приехала, чтобы выйти замуж. Мы здесь народ дефицитный. Иначе, думаешь, я бы поехала в эту дыру?

Вдруг Настя как-то разом остыла, подошла к Тане, обняла ее и ласково спросила:

— Ты его любишь?

— Не знаю. Наверно, да.

— Так что же ты тут сидишь? Иди к нему, может, успеешь. Я за тебя завтра подежурю.

— А это удобно?

— Ну и глупышка же ты, Танька!

Настя сдернула со своих плеч пуховый платок и бросила его Тане:

— Возьми, а то застудишься. Может, в кузове придется ехать. И валенки надень…

Попутных машин не было. Таня постояла минут двадцать и пошла пешком.

Дорога петляла, как заячий след. Она то круто взбиралась на сопку, то, доверчиво прижимаясь к скале, бежала вдоль берега. Идти в валенках было непривычно и тяжело. Таня чутко прислушивалась, но, кроме шелеста волн, ничто вокруг не нарушало тишины. Однажды она услышала звук мотора. Но это была не машина, а катер. Он прошел где-то внизу, недалеко от берега.

Занимался рассвет. Скоро наступят полярные дни, круглые сутки будет светить холодное солнце. В прошлом году Таня долго не могла привыкнуть к этому, страдала бессонницей.

Она шла и думала о том, что скажет Гвоздеву. А может быть, он просто не захочет ее видеть? Он, наверное, сердится. А за что? Все получилось так глупо.

За сопкой светило солнце. Внизу широко раскинулась бухта. На ее серебристой глади недалеко от берега торчала темная бородавка небольшого острова. К нему протянулась узкая лента причала. Он был пуст. Только у самого берега приткнулся белый катер. Но людей не было видно.

Опоздала!

Таня села на обочину дороги и долго плакала. Потом поднялась и устало побрела к стоявшему на берегу бараку. Раз есть катер, должны быть и люди.

Она постучалась, но ей никто не ответил. Тогда она осторожно приоткрыла дверь и робко вошла в комнату.

Залитый чернилами голый стол у окна. В углу — ржавый скелет кровати. Больше ничего. Ветер носит по комнате мелкие клочки бумаги. Горит электрическая лампочка — в солнечном блеске свет ее едва виден.