Константин Лагунов: Начнем сначала

Звонкий, радостный лай Арго сразу выманил Марфу из кухни. Торопливо скинув передник, на миг замерла перед зеркалом у двери, за которой уже гремел раскатистый хохот Феликса Макаровича.

Первой вошла Лена с большой, туго набитой дорожной сумкой через плечо. Потом краснощекий, отдувающийся Максим. Следом Юрник с чемоданом Бурлака и, наконец, Феликс Макарович Кириков — богатырского сложения, неохватными плечищами и такой могуче вздыбленной грудью, что, казалось, стукни по ней кулаком, и она загудит колокольно. Едва он протиснулся в дверь, как тут же, подминая восторженный собачий лай, загрохотал его протодьяконский бас:

— Принимай, хозяйка, пришельца из дальних стран!

Пока Лена успокаивала, задабривая конфеткой, пса, Максим обнимался с женой, а Юрник относил в кабинет хозяина чемодан, Феликс Макарович уже разделся, расчесал примятые беретом длинные, почти до плеч, черные вьющиеся волосы, переобулся в тапочки и заглянул в гостиную.

— Узнаю почерк кудесницы Марфы! — громогласил он, озирая стол. — Научила бы мою Сталину, как надо встречать главу семейства.

— Сталина не хуже меня умеет, — откликнулась польщенная Марфа. — Где она?

— Сейчас обе прибудут, — подал голос Юрник.

Был он значительно выше среднего роста, худощав, скуласт и большенос. В речах и жестах отчетливо проглядывала не то затаенная стыдливость, не то скрытая сдержанность. Передвигался он быстро, бесшумно и легко. И двух минут не мог постоять иль посидеть спокойно. Руки его то гладили или ощупывали одна другую, а то вдруг сжимались в кулаки. Пока Бурлак раздевался, Юрник и по гостиной прошелся, и на кухню заглянул — не надо ли помочь? — и успел досказать Бурлаку новости.

Того зацепила только одна: зачем-то в главк вызывали главного инженера треста Ткачева.

— Не за лавровым венком, — негромко и буднично ответил Юрник. — Опять план корректировали.

— В какую сторону? — насторожился Бурлак.

— Все в ту же, — насмешливо загремел Феликс Макарович и пропел: — «Сегодня — больше, чем вчера, а завтра — больше, чем сегодня!»

Требовательным взглядом Бурлак уперся в ласковые, влажные глаза Юрника.

— О чем речь конкретно?

— Ткачев поздно ночью прилетел. Спит, наверно. Сегодня суббота…

Не дослушав, Бурлак шагнул к телефонному аппарату, набрал нужный номер.

— Здрав будь, Пал Палыч… Спасибо. Только что перешагнул родной порог. Отоспался? Бери свою половину и топай ко мне. В темпе. Умираю с голоду.

Переливчато тренькнул дверной звонок.

Появились Алла Малова — жена Юрника, и ее неразлучная подруга — Сталина Кирикова. Обе пышущие здоровьем, возбужденные, улыбающиеся. Они звонко расцеловались с Бурлаком и Марфой, разделись, переобулись и закружили перед большим настенным зеркалом, подкрашивая, припудривая, подводя, и сразу сиренью и жасмином запахло в прихожей и она наполнилась бодрящим, праздничным гомоном.

Ростом Сталина была под стать супругу, но ни кириковской рыхлости в фигуре, ни брюзглой расплывчатости в лице у нее не было. Словно для равновесия этой супружеской пары, природа переложила Сталине того, чего явно недоставало супругу. Длинноногая, хорошо скроенная Сталина всегда была напряжена, как гончая на охоте. Всегда искрились ее большие темно-карие глаза, а щеки полыхали таким неправдоподобно ярким румянцем, что даже подруги сомневались в его натуральности. И улыбалась Сталина дерзко, будто намереваясь куснуть собеседника. Бурлак избегал возможности остаться наедине со Сталиной. Наедине она становилась задиристой и бесстыдной, и невозможно было предугадать, что скажет или сделает эта бесшабашная женщина. Она могла бесцеремонно поправить ему галстук, застегнуть пуговку пиджака или, ухватив за локоть, так близко притянуться к нему, что он видел точечки пор на ее пылающем лице, чувствовал на щеке обжигающее дыхание. Могла вдруг решительно и крепко обнять за шею, поцеловать или сказать такое… «Подводная мина» — называл ее про себя Бурлак. Зато какой удалой, лихой заводилой была Сталина в компании. Ни унылых лиц, ни деловых разговоров не терпела она за пирушкой. Первой кидалась в пляс, первой заводила песню. А захмелев, начинала целоваться с мужчинами, и горе тому, кто оказывался ее соседом по столу: так нацелует, хоть под холодный душ…

Едва появился Пал Палыч Ткачев, как Сталина протрубила:

— Марфа! Кличь соколов на пир!

В таком составе они не раз сидели за этим столом, оттого по первому зову хозяйки быстро расселись в привычном порядке, наложили закуски, наполнили фужеры и рюмки. И вот уже поднялся Феликс Макарович Кириков.